"Роберт Музиль. Три женщины" - читать интересную книгу автора

необычного, все его существо странным образом свыклось с ощущением
прикосновения земли к телу, и, возможно, он встретил Гриджию вовсе не на
поле и не в пору сенокоса - просто так уж ему тут жилось, что все
впечатления и дни перемешались.
Заполнились сеновалы. Меж балок, сквозь щели в пазах, струится
серебряный свет. От сена струится зеленый свет. Под дверями лежит широкая
золотая кайма.
У сена кисловатый запах. Как у негритянских напитков, приготовляемых из
мякоти плодов и человеческой слюны. Стоит только вспомнить, что ты живешь
здесь среди дикарей, - и уже одна эта мысль пьянит дурманом в духоте этого
тесного, доверху набитого забродившим сеном пространства.
Нет опоры надежнее сена. Тонешь в нем по щиколотку, но ощущение
устойчивости не покидает тебя. Лежишь в нем, как на господней ладони, и
готов кататься по господней ладони, как щенок, как поросенок. Лежишь
наклонно и лежишь почти отвесно, как святой, в зеленом облаке возносящийся
на небо.
То были дни свадебных пиров, дни вознесенья.
Но однажды Гриджия объявила: дальше нельзя. Тщетно он пытался заставить
ее сказать, почему. Резкая складка у рта, вертикальная морщинка между глаз,
обычно возникавшая, лишь когда она прикидывала, в какой риге лучше всего
встретиться завтра, теперь, похоже, означали, что где-то рядом нависла
гроза. Может быть, о них пошли пересуды? Но соседи, даже если и замечали
что-то, всегда улыбались так, как улыбаются зрелищу, на которое приятно
смотреть. Вытянуть же что-нибудь из Гриджии было невозможно. Она придумывала
отговорки, реже стала попадаться ему на глаза и уж слова свои стерегла
теперь пуще самого недоверчивого крестьянина.
Однажды его встревожил дурной знак. У него спустились гамаши, и он
прислонился к забору, чтобы их подтянуть, и тут проходившая мимо женщина
дружелюбно сказала:
- Да уж не поднимай чулки-то, все одно ночь на дворе.
Это было неподалеку от дома Гриджии. Когда он ей об этом рассказал, она
сделала надменное лицо и бросила:
- В деревне молву, что в ручье волну, - не остановишь, - но при этом
сглотнула слюну и мыслями была явно не здесь.
А ему вдруг вспомнилась одна странная крестьянка, с вытянутым, как у
женщин из племени ацтеков, черепом, с черными волосами, спускавшимися чуть
ниже плеч; она всегда сидела перед дверью своего дома с тремя здоровыми
краснощекими ребятишками. Они с Гриджией всякий раз без опаски проходили
мимо, это была единственная незнакомая ему женщина, и, странным образом, он
ни разу о ней не спросил, хотя ее внешность сразу бросилась ему в глаза;
такое было впечатление, что здоровый вид ее детей и странно отсутствующее
выражение ее лица взаимно уничтожались. Но сейчас у него вдруг возникла
твердая уверенность, что опасность может исходить только отсюда. Он спросил
Гриджию, кто эта женщина, но та лишь сердито передернула плечами и процедила
сквозь зубы:
- Ах, ее только слушай! Сболтнет слово - и уже ищи-свищи его за горами!
- И она резко провела ладонью перед лбом, будто испытывала потребность
немедленно и бесповоротно обесценить свидетельство этой особы.
Поскольку никакая сила не могла теперь подвигнуть Гриджию прийти снова
в одну из расположенных вокруг селения риг, Гомо однажды предложил ей уйти в