"Роберт Музиль. Соединения" - читать интересную книгу автора

говорил, - чтобы она ощутила на себе взгляд оттуда... и в нем было
удивление... почему ты еще здесь? Нет, она никогда не стремилась к этим
чужим ей существам; ей было больно думать о них; она испытывала к ним
отвращение. Но вокруг нее тут же возникала бесплотная зыбь тишины; и она не
понимала тогда, поднимается ли она или опускается вниз.
Клодина снова посмотрела в окно. За окном все было так же, как и
раньше. Но - было ли это следствием ее размышлений, или по какой-то другой
причине - бесцветное и упорное сопротивление лежало на всем, словно она
смотрела сквозь тонкую, студенистую, отталкивающую пелену. Та беспокойная,
легкая как пух тысяченогая резвость обратилась в невыносимую напряженность;
все как бы семенило и текло, раздражаясь и кривляясь, словно что-то чересчур
подвижное бежало там мелкими шагами карлика, оставаясь при этом немым и
мертвым; то тут, то там звук шагов прерывался подобно гулким хлопкам,
скользя прочь, будто невообразимый шум трения предмета о предмет.
Ей доставляло физические муки вглядываться в движение, которому она
больше не сопереживала. Она еще по-прежнему видела перед собой, за окном,
эту жизнь, которая незадолго до того ворвалась в нее и обратилась в чувство,
жизнь одержимую, наполненную самою собой, но как только она попыталась
притянуть ее к себе, все стало крошиться и распалось на части под ее
взглядом. Возникло нечто отвратительное, и оно мешало, словно соринка в
глазу, как будто душа ее выбивалась оттуда прочь, тянулась с усилием вдаль,
пыталась ухватиться за что-то и обнаруживала пустоту...
И внезапно ей пришло в голову, что и она - точно так же, как и все это,
- пленница самой себя, которая живет, прикованная к одному месту, в одном,
определенном городе, в некоем доме, в определенной квартире, погруженная в
одно-единственное собственное чувство, годы напролет в этом крохотном
уголке, и тогда ей показалось, что и ее счастье, если она на мгновение
остановится и подождет, может унестись прочь, как такая вот груда гремящих
вещей.
Но эта мысль не казалась ей просто случайной, нет, в ней было что-то от
этой бескрайней, убегающей вдаль пустой равнины, в которой ее чувство тщетно
пыталось найти опору, и вот что-то едва ощутимо коснулось ее, словно
скалолаза на отвесной стене, и настало мгновение, веющее холодом и тишиной,
когда она начала воспринимать себя, как слабый, невнятный шорох среди
необъятного пространства, и по тому, как все внезапно смолкло, поняла, как
неслышно она туда просочилась и как велик, насколько полон до жути забытыми
шорохами был каменный лоб пустоты.
И когда эта пустота содрогнулась перед нею, словно чувствительная кожа,
и она ощутила в кончиках пальцев безмолвный страх перед мыслями о себе, и
когда ее ощущения начали вязнуть в ней, как крупинки на клейкой поверхности,
а чувства заструились, как песок, - тогда она вновь услышала тот странный
звук; словно маленькая точка, словно птица парил он в пустоте,
И тогда она внезапно ощутила все происходящее как судьбу. То, что она
уехала, то, что природа ускользала от нее, то, что сразу, с самого начала
этой поездки она так робко себя вела и так боялась самой себя, окружающих,
своего счастья; и прошлое сразу показалось ей всего лишь несовершенным
воплощением чего-то, чему еще только суждено произойти.
Она по-прежнему боязливо смотрела в окно. Но постепенно, под давлением
чего-то невероятно чуждого ей, дух ее начинал стыдиться любого сопротивления
и любых усилий обуздать себя, и у нее было такое чувство, будто он наконец