"Роберт Музиль. Душевные смуты воспитанника Терлеса" - читать интересную книгу автора

буйно росла мать-и-мачеха, выстраивая из своих широких листьев
фантастические укрытия для улиток и червяков. Терлес слышал, как бьется у
него сердце. Затем опять повторилось тихое, шепчущее, сякнущее журчанье... И
эти шорохи были единственно живым в не связанном ни с каким временем
безмолвном мире...

На следующий день Байнеберг стоял с Райтингом, когда к ним подошел
Терлес.
- Я уже поговорил с Райтингом, - сказал Байнеберг, - и обо всем
договорился. Ты ведь не очень-то интересуешься такими делами.
Терлес почувствовал, как в нем поднимается что-то вроде злости и
ревности из-за этого внезапного поворота, но он не знал, следует ли ему
упоминать в присутствии Райтинга о том ночном разговоре.
- Ну, вы могли бы хотя бы позвать меня, раз уж я так же, как и вы,
участвую в этом деле.
- Мы так и сделали бы, дорогой Терлес, - заторопился Райтинг, которому
на этот раз явно хотелось не создавать ненужных трудностей, - но тебя нигде
не было видно, а мы рассчитывали на твое согласие. Что скажешь, кстати, по
поводу Базини?
(Ни слова в свое оправдание, словно его собственное поведение было
чем-то само собой разумеющимся.)
- Что скажу? Ну, он мерзавец, - ответил Терлес смущенно.
- Правда ведь? Ужасно мерзок.
- Но и ты тоже влезаешь в славные дела!
И Терлес улыбнулся несколько вымученно, стыдясь, что злится на Райтинга
не так сильно.
- Я? - Райтинг пожал плечами. - Что тут такого? Надо все испытать, и
если уж он так глуп и подл...
- Ты-то с тех пор уже говорил с ним? - вмешался Байнеберг.
- Да, он вчера приходил ко мне вечером и просил денег, поскольку снова
наделал долгов, а уплатить нечем.
- Ты уже дал ему денег?
- Нет еще.
- Это очень хорошо, - сказал Байнеберг, - теперь у нас есть искомая
возможность разделаться с ним. Ты мог бы велеть ему прийти куда-нибудь
сегодня вечером.
- Куда? В нашу клетушку?
- Думаю - нет, о ней ему пока незачем знать. Прикажи ему явиться на
чердак, где ты был с ним тогда.
- В котором часу?
- Скажем... в одиннадцать.
- Хорошо... Хочешь еще немного погулять?
- Да. У Терлеса, наверное, есть еще дела, правда? Никакой работы у
Терлеса больше не было, но он
чувствовал, что у обоих есть еще что-то общее, что они хотят утаить от
него. Он досадовал на свою чопорность, не позволявшую ему вклиниться.
И вот он ревниво смотрел им вслед, представляя себе всякое, о чем они
могли, наверно, втайне договориться.
При этом ему бросилось в глаза, до чего невинна и мила прямая, гибкая
походка Райтинга - совершенно так же, как и его слова. И в противовес этому