"Роберт Музиль. Душевные смуты воспитанника Терлеса" - читать интересную книгу автора

к Базини. Не в таких ли видениях состояло странное очарование, которое от
того исходило? Не в том ли просто, что он, Терлес, не мог вдуматься в него и
потому всегда видел его в каких-то неопределенных обличьях? Не маячило ли,
когда он только что представил себе Базини, за его, Базини, лицом второе,
расплывчатое? Осязаемо похожее, хотя это сходство ни на чем на основывалось?
Вот почему, вместо того чтобы задуматься о крайне странных намерениях
Байнеберга, Терлес, полуоглушенный новыми, необыкновенными впечатлениями,
пытался разобраться в себе. Он вспомнил вечер, перед тем как узнал о
проступке Базини. Уже тогда, собственно, эти видения были. Всегда бывало
что-то, с чем его мысли не могли справиться. Что-то, казавшееся очень
простым и очень неведомым. Он видел картины, которые, однако, картинами не
были. У тех лачуг, и даже тогда, когда он сидел с Байнебергом в
кондитерской.
Везде было сходство и в то же время непреодолимое несходство. И эта
игра, эта тайна, совершенно личная перспектива его волновала.
И сейчас один человек присвоил себе это. Все это сейчас воплотилось,
стало реальным в одном человеке. Тем самым вся эта странность перешла на
этого человека. Тем самым она вышла из фантазии в жизнь и стала опасной.
Волнения эти утомили Терлеса, его мысли цеплялись друг за друга уже
некрепко.
У него только и осталось в памяти, что он не должен выпускать этого
Базини, что тому назначено сыграть какую-то важную и уже неясно осознанную
роль и для него.
Среди этих мыслей он удивленно качал головой, когда думал о словах
Байнеберга. Он тоже?..
Не может же он искать того же, что я, и все-таки верное обозначение
этому нашел именно он...
Терлес больше мечтал, чем думал. Он уже не был в состоянии отличить
свою психологическую проблему от фантазий Байнеберга. У него было в итоге
только одно чувство - что вокруг все туже затягивается огромная петля.
Разговор дальше не шел. Они погасили свет и осторожно пробрались назад
в дортуар.

Следующие дни никакого решения не принесли. В школе было много дел,
Райтинг осторожно избегал оставаться в одиночестве, да и Байнеберг уклонялся
от возобновления разговора.
Так в эти дни получилось, что случившееся, как прегражденный поток,
глубже впиталось в Терлеса и дало его мыслям направление, изменить которое
уже нельзя было.
Намерение удалить Базини ушло поэтому окончательно. Терлес теперь
впервые чувствовал сосредоточенность целиком на себе самом и уже ни о чем
другом не в силах был думать. Божена тоже стала ему безразлична, прежние его
чувства к ней стали для него фантастическим воспоминанием, на место которого
пришло теперь что-то серьезное.
Правда, это серьезное казалось не менее фантастическим.

Занятый своими мыслями, Терлес в одиночестве вышел погулять в парк.
Время было полуденное, и солнце поздней осени ложилось бледными
воспоминаниями на лужайки и дорожки. Не имея из-за своего беспокойства охоты
до дальних прогулок, Терлес просто обошел здание и у подножия почти глухой