"Роберт Музиль. Душевные смуты воспитанника Терлеса" - читать интересную книгу автора

лестничной клетки, а в длину имела естественной границей каменную стену, по
которой шла лестница. Только вторая боковая стенка, где была навешена дверь,
казалась специально пристроенной. Своим возникновением она была обязана,
вероятно, намерению устроить небольшую кладовку для инструментов, а может
быть, просто прихоти архитектора, которому при взгляде на этот темный угол
пришла в голову средневековая идея заделать его стеной и превратить в
укрытие.
Во всяком случае, кроме этих троих, во всем училище не было, пожалуй,
никого, кто знал бы о существовании этого помещения, а тем более вздумал бы
предназначить его для чего-то.
Поэтому они смогли оборудовать его целиком на свой взбалмошный вкус.
Стены были полностью задрапированы кроваво-красной материей, которую
Райтинг и Байнеберг стащили из какой-то чердачной комнаты, а пол был покрыт
двойным слоем толстых грубошерстных одеял, которыми в спальных залах
дополнительно укрывались зимой. В передней части каморки стояли низкие,
обитые материей ящички, служившие сиденьями; сзади, где пол и потолок
сходились острым углом, было устроено спальное место. Ложе это помещало
трех-четырех человек и занавеской могло быть затемнено и отделено от
передней части клетушки.
На стене у двери висел заряженный револьвер.
Терлес не любил этой каморки. Ее теснота и эта уединенность ему,
правда, нравились, здесь он чувствовал себя как внутри горы, и запах старых,
пропылившихся кулис будил в нем какие-то неопределенные ощущения. Но эта
потаенность, эти веревочные сигналы тревоги, этот револьвер, призванный
создавать полную иллюзию непокорности и секретности, казались ему смешными.
Как будто кто-то хотел убедить себя, что ведет разбойничью жизнь.
Терлес участвовал в этом, собственно, лишь потому, что не хотел
отставать от обоих. А Байнеберг и Райтинг относились к этим вещам ужасно
серьезно. Терлес это знал. Он знал, что у Байнеберга есть ключи ко всем под-
вальным и чердачным помещениям училища. Знал, что тот часто на много часов
исчезал из класса, чтобы где-то - высоко наверху среди брусьев стропильной
фермы или под землей в одном из множества разветвленных заброшенных подвалов
- сидеть и при свете фонарика, который он всегда носил с собой, читать или
предаваться мыслям о вещах сверхъестественных.
Подобное он знал и о Райтинге. У того тоже были свои укромные места,
где он хранил тайные дневники; только они были заполнены дерзкими планами на
будущее и точными записями о причине, начале и ходе многочисленных интриг,
которые он затевал среди товарищей. Ибо для Райтинга не было большего
удовольствия, чем натравливать друг на друга людей, побеждать одного с
помощью другого и наслаждаться вынужденными любезностями и лестью, под
покровом которых он чувствовал внутреннее сопротивление ненависти.
- Я упражняюсь таким образом, - было единственное его оправдание, и он
говорил это с милой улыбкой. Также в виде упражнения он почти ежедневно
боксировал в каком-нибудь отдаленном месте то со стеной, то с дверью, то со
столом, чтобы укрепить мышцы и сделать руки твердыми от мозолей.
Терлес все это знал, но понимал лишь до определенной точки. Он
несколько раз следовал и за Райтингом, и за Байнебергом по их своенравным
путям. Ведь необычность этого ему нравилась. И еще он любил выходить затем
на дневной свет, к товарищам, в гущу веселья, чувствуя, как в нем, в его
глазах и ушах, еще трепещут волнения одиночества и видения темноты. Но когда