"Роберт Музиль. Душевные смуты воспитанника Терлеса" - читать интересную книгу автора

взрослых - а они этого и не замечают - сцепляют дни в месяцы и годы, были
ему еще чужды. Как и то отупение, для которого даже никакого вопроса нет уже
в том, что вот и еще один день подходит к концу. Его жизнь была направлена
на каждый день. Каждая ночь означала для него ничто, могилу, погашенность.
Способности каждодневно ложиться умирать, не испытывая из-за этого
беспокойства, он еще не приобрел.
Поэтому он всегда подозревал за ней что-то, что от него скрывают. Ночи
казались ему темными вратами к таинственным радостям, которые от него
утаили, отчего его жизнь была пуста и несчастна.
Он вспомнил странный смех матери и то, как она - он увидел это в один
из тех вечеров - в шутку прижалась к плечу мужа. Это, казалось, исключало
какое бы то ни было сомнение. Из мира этих спокойных, стоящих выше всякий
подозрений тоже должна была вести сюда какая-то дверца. И зная, что так оно
и есть, он мог думать об этом только с той определенной улыбкой, злой
недоверчивости которой он тщетно сопротивлялся...
Божена тем временем продолжала рассказывать. Терлес слушал вполуха. Она
говорила о ком-то, кто тоже приходит чуть ли не каждое воскресенье...
- Как его фамилия? Он из твоего набора.
- Райтинг?
- Нет.
- Какого он вида?
- Он приблизительно такого же роста, как этот, - Божена указала на
Терлеса, - только голова у него великовата.
- А, Базини?
- Да, да, так он назвал себя. Очень смешной. И благородный. Пьет только
вино. Но глупый. Это стоит ему кучу денег, а он ничего не делает, только
что-нибудь рассказывает мне. Он хвастается романами, которые будто бы крутит
дома. Какой только ему от этого толк? Я же вижу, что он в первый раз в жизни
пришел к бабе. Ты тоже еще мальчишка, но ты нахальный. А он неловкий и
боится этого, потому и расписывает мне, как должен обходиться с женщинами
сластолюбец - да, так он сказал. Он говорит, что все бабы ничего другого не
стоят. Откуда вам это знать уже?
Байнеберг ответил ей насмешливой ухмылкой.
- Смейся, смейся! - весело прикрикнула на него Божена. - Я его как-то
спросила, неужели ему не стыдно было бы перед матерью. "Мать?.. Мать? -
говорит он в ответ. - Что это такое? Этого теперь не существует. Это я
оставил дома, перед тем как пошел к тебе..." Да, открой свои длинные уши,
все вы такие! Миленькие вы сыночки, мальчики из барских семей. Ваших матерей
мне просто жаль!..
При этих словах у Терлеса снова возникло то прежнее ощущение, что он
все оставил позади и предал образ родителей. И теперь он увидел, что даже
ничего ужасного этим не совершил, а совершил только что-то вполне
обыкновенние. Ему стало стыдно. Но и другие мысли тоже вернулись. Они тоже
так поступают! Они предают тебя! У тебя есть тайные партнеры! Может быть, у
них это как-то иначе, но одно у них должно быть таким же - тайная, ужасная
радость. Что-то, в чем можно утопить себя со всем своим страхом перед
однообразием дней... Может быть, они даже больше знают?! Что-то совсем
необыкновенное? Ведь днем они такие успокоенные... и этот смех матери?..
Словно она спокойным шагом шла закрывать все двери.