"Валерий Мусаханов. Нежность (История, рассказанная у костра) " - читать интересную книгу автора

Время как раз к получке подходило, а когда близко к получке, на зоне такая
сосаловка. Курево почти вышло, сахарок тоже. Ну, все ждут не дождутся этой
получки, хоть там больше червонца редко кому приходилось. Вальщики, бывало,
и по четвертному получали, а сучкорубы, трелевщики - те больше червонца не
видали. Я уж в то время за Костей сучки рубил и кряжевал. За ним только
успевай шустрить. Умел лес пилить. Он до нашей колонны еще на двух побывал,
уже года полтора сроку отволок, видно, там и научился. По воле-то он не этим
занимался, хотя в тайге и по работе бывать приходилось. А сроку у него
пятера была. Словом, до звонка еще сидеть и сидеть. Вообще-то, когда срок
такой средний, то его труднее всего отбывать. Плывешь, плывешь, а берегов не
видно, а все думаешь, что будет ведь конец когда-то. Это когда пятнадцать
или четвертак, то тут уж никто не думает. Крутятся просто в этом колесе и
ладно; день прошел - к смерти ближе, а сроку-то не убывает, и про свободу
человек не думает. И вообще-то, про нее думать вредно, много будешь думать -
не доживешь. Ну конечно, на амнистию надеятся. Каждый месяц параши ходят,
что вот-вот амнистия будет, всем скостят срок. Только те амнистии везут на
быках, верно, а они рогом за тайгу зацепились.
Да, вот значит, выкинул он номер...
Это из-за дров вышло. Дело-то к зиме, скоро мухи белые залетают. Ну и
все в зону сушняк волокут. Напилим, наколем помельче вязок пять на бригаду и
тащим в барак. Запасаем значит, а то в мороз попробуй-ка растопить мерзлые
да сырые дрова. Шнырь целый день возится с печью, а мы придем стылые и не
согреться. Вот и таскаем на растопку сушняк из лесу. Здесь-то что, когда
паровое, а в котельной любое долготье пылает, только золу выгребай. А там -
барак на сто рыл, и одна печка посередине. Ну, правда, печки добрые были.
Сидел на зоне печник вологодский, с руками мужик.
Ну вот значит, в тот день мы с Костяшей завалили сушину хорошую,
распилили, раскололи - вязок десять вышло. Принесли к зоне. А у вахты закон
такой: половину сушняка вахтеру оставь. Они тоже на зиму запасают. Ну, мы
что, оставляем. Спасибо, хоть половину пропускают. Подошли, значит, к зоне.
А вязанки никто не скидывает. Надо еще шмон пройти, а уж потом, когда вахтер
в зону по счету запускать будет, вот тогда ему и скинуть дров. А то если
сразу сложишь, он, змей, еще потребовать может. Ну прошли этот обыск, я
связку скинул, а Костя дальше в зону несет. Так все и шли парой: один скинет
у вахты, другой - в зону. Идем значит, а за воротами, уже в зоне, режим
стоит; маленький такой плюгавый мужичок был у нас режим. Но так, не очень
зверствовал, видал я и похуже. И все он любил по баракам шастать; придет,
сядет у стола и вот болтает, что, дескать, раньше было не так, - и режим
покруче, и зэки пошустрей. И все он из себя заблатненного строил, ни слова
без матюгов не скажет, с работягами жаргоном хрюкает, - в общем, старший
блатной, только с погонами. А я таких гадов больше других презираю. Они-то
самые беспредельные садисты и бывают. Он тебя не просто в трюм посадит, если
виноват, а с вывертом обязательно, с присказкой, в этом ему главная
сладость. Он и в барак-то ходит, скотина, чтобы нахвататься побольше. А есть
среди нашего же брата шакалы презренной масти - его хлебом не корми, только
дай начальника в зад поцеловать. Вот он и будет такому заблатненному
начальнику всю подноготину рассказывать - и как на воле жил, и как украл
хвастать начнет, и как бабам мозги дурил. А тот слушает, вроде поддакивает,
а сам на ус мотает. Потом засекнется такой балабол на чем-нибудь, режим все
ему и припомнит: и суток побольше выпишет, и еще с дерьмом смешает.