"Айрис Мердок. Честный проигрыш" - читать интересную книгу автора

- Не будь рабом традиций, Аксель.
- И уж, во всяком случае, недопустимо смешивать настоящие цветы с
искусственным тростником.
- Если цветы сухие, можно. А кроме того, с чего ты взял, что тростник
искусственный?
- Вижу.
- Нет, ты его потрогал.
- У тебя идиотские пристрастия.
- Ты сомневался в том, что он искусственный. А если он не выглядит...
- И покупать искусственный тростник, и украшать им дом - просто
неслыханно. Считается, что ты специалист по интерьерам, но иногда мне
кажется, вкус у тебя, как у домохозяйки из пригорода.
- Все это из-за прихода Джулиуса.
- Что ты хочешь сказать этой глупой фразой?
- Обычно тебе вообще наплевать, как все выглядит.
- Что ж, признаю, мне не хочется выставлять напоказ погрешности твоего
вкуса.
- Ну и прекрасно. И занимайся этой поганой гостиной сам.
Саймон спустился в кухню и со стуком захлопнул дверь. Глаза жгло так,
что, казалось, он вот-вот заплачет. Но нет, почти сразу же все отлегло.
Самая мелкая ссора с Акселем всегда расстраивала Саймона. Но опыт показывал,
что горечь испаряется почти мгновенно. В самом начале Аксель сказал ему:
непреложный закон тех, кто любит, - никаких вспышек раздражения. И никаких
надутых морд. На деле Аксель часто придирался и порой, даже на людях, вел
себя жестко и беспощадно. Как-то раз в Академии он долго выслушивал
рассуждения Саймона по поводу Тицианова "Оплакивания Христа", прежде чем
наконец указать, что картину дописывал Пальма Джоване - факт, о котором
Саймону следовало бы знать. В присутствии посторонних Саймон все сносил
молча. Наедине иногда огрызался. Но всегда понимал, что в душе Аксель и сам
жалеет о содеянном, и понимание этого быстро гасило любую враждебность.
Скрещивать копья было отнюдь не в духе Саймона, а дуться подолгу он и вообще
не мог.
Две бутылки "Пулиньи монтраше" и бутылка "Барзака" были откупорены и
стояли в холодильнике. Начать предполагалось с изобретенного Саймоном салата
из огурцов с йогуртом и перцем. Затем шла форель под миндальной крошкой с
гарниром из молодого картофеля, затем груши в белом вине (и к ним густой
заварной крем) и, наконец, английский сыр. Через окошко духовки Саймон
взглянул на запекавшуюся в фольге форель. И огурцы, и груши были уже готовы
к подаче на стол. Картошка сварится быстро, можно поставить ее на плиту
попозже. Вроде бы все в порядке. До прихода Джулиуса оставалось полчаса.
Саймон нервничал. Иногда он невольно задавался вопросом, мучаются ли и
все остальные от вдруг наваливающихся и неподконтрольных мыслей или так
мучается только он один? Но разве такое узнаешь? Попытки управлять своим
воображением или ругать себя за нелепые домыслы результата не приносили.
Яркие вспышки фантазии оказывались сильнее. За последние несколько дней он
раз десять уже представлял, как теряет Акселя, и всегда в этом так или иначе
был замешан Джулиус.
Саймон изо всех сил старался сохранять благородство, и это, по крайней
мере, ему удавалось. Врожденные свойства характера без усилия приводили к
мысли, что виноват будет исключительно он сам. Саймону не казалось, что