"Айрис Мердок. Честный проигрыш" - читать интересную книгу автора

Джулиус захочет увести у него Акселя. Насколько он знал, интересы подобного
рода были тому неведомы. Он не предполагал и каких-то враждебных попыток с
его стороны. Но жутко боялся, что Аксель, сравнив его со своим
высокоодаренным и наделенным тонким интеллектом старым другом, внезапно
поймет, как примитивно поверхностен он, Саймон, как ему не хватает глубины и
блеска, как он невежествен в таких важных материях, как Моцарт, правдивость
и баланс платежей.
"Да это попросту пустышка", - уничижительно отозвался Аксель об одном
из знакомых. Разве не то же относится и ко мне? - спрашивал себя Саймон. И
порой с ужасом констатировал: да, это так. Как, по какой счастливой
случайности сумел он вызвать чувство Акселя? Саймон почти не ощущал своей
индивидуальности, и часто ему казалось, что весь он - одна только эманация
любви Акселя, вследствие непонятной ошибки направленной им на такое жалкое
ничтожество.
Но и на этом его страхи не кончались. Каким-то иным и совсем не
объяснимым рационально способом он боялся и самого Джулиуса: врезавшегося
ему в память облика, окруженного аурой, природу которой было категорически
не понять. Саймон налил стакан хереса и, поднося его к губам, увидел, что
рука слегка дрожит. Снова возник вопрос: а не рассказать ли Акселю обо всем,
что он перечувствовал за прошедшие дни? Ведь ясно было, что замалчивание
своих мыслей, подмена их небрежным "очень приятно снова увидеть Джулиуса" -
безусловное нарушение основного закона, на котором строились его отношения с
возлюбленным. Аксель взял с него обещание не таить никакие опасные мысли, и,
разумеется, Аксель был прав. Если б он рассказал Акселю все, о чем думал,
тот, возможно, сумел бы мгновенно рассеять тревогу. Так нередко бывало,
когда он делился своими мучениями. Но теперь он колебался, причем не только
потому, что подозревал себя в глупой мнительности и не желал "придавать
слишком много значения всей этой чепухе", но и потому, что заметил в Акселе
что-то похожее на собственное волнение. Акселя будоражила перспектива
встречи с Джулиусом. И Аксель скрывал это чувство. Я буду ко всему
присматриваться, подумал Саймон. Буду молчать и наблюдать.
Открылась дверь, и Аксель вошел в кухню. Саймон даже не обернулся: стоя
у электрической плиты, он поворачивал краник горелки, готовясь поставить на
нее кастрюльку с картофелем. Пауза - и рука обвилась вокруг его талии. Опыт
показывал, что Акселю нравится, чтобы в подобной ситуации он как бы не
реагировал. Взяв кастрюлю, Саймон подвинул ее на раскалившуюся горелку.
Аксель медленно развернул его к себе лицом. Саймон ответил холодным
взглядом.
- Когда я лежу, опутанный твоими волосами и прикованный к твоим глазам,
я чувствую себя свободнее, чем птицы, что парят высоко в небе.
- Хорошо сказано, - ответил Саймон. Иногда им случалось меняться
ролями.
Раздался звонок.
- Знаешь, Аксель, когда я услышал о твоих отношениях с этим кареглазым
красавцем, меня кольнуло что-то близкое к зависти. - Широко улыбаясь,
Джулиус сквозь очки посмотрел на Саймона.
Они уже ели сыр. Форель и груши оказались превосходными. Огурцы с
йогуртом не удались. Пожалуй, не хватало соли.
Освещение составляли шесть черных свечей, укрепленных в двух плоских
шеффилдских подсвечниках. Аксель, пришедший в благостное настроение, против