"Айрис Мэрдок. Дикая роза" - читать интересную книгу автора

свободным. Впрочем, немножко он все же продвинулся, какое-то расстояние
одолел. В годы бесконечных ссор и раздражения в равнодушном доме, когда
они терзали друг друга, а потом с горя бросались друг друга искать, потому
что в одиночестве своем не знали иного утешения, Рэндлу казалось, что
ничего изменить нельзя, что так будет вовеки. Даже любовь к Линдзи сперва
не отразилась на никчемности его жизни с Энн. Но после смерти матери
впереди забрезжило что-то новое, и что-то новое действительно родилось из
одинокого бдения, которое он себе предписал. Раздумья, воздержание от Энн,
долгие часы наедине с бутылкой и розами, прогулки в рассветном тумане
среди отягченных росой розовых кустов, под щебет только что проснувшихся
птиц - все это прибавило ему сил, помогло разрушить злые чары. После этого
полного достоинства монастырского заточения вспоминать финальную сцену
было мало приятно. Рэндл отлично понимал, как несправедлив он был к Энн,
как хитро дождался предлога, как старательно и осторожно разыграл
праведный гнев; впрочем, он не мог не поздравить себя с тем, что так
успешно провел всю операцию. Досадно было только, что при этом оказался
отец. Досадно, что он увидел отца беспомощным, испуганным, покорным.
Досадно, что показал ему себя в такой некрасивой роли. Подсознательно он
уважал Хью за то, что тот следует в жизни каким-то правилам, минутами даже
завидовал ему. Отец его прожил жизнь с достоинством, не дал ей выродиться
в хаос. Но для него самого правил в этом смысле не существует. И еще не
ясно, возникнет ли из его нынешнего хаоса некая высшая форма.
Конечно, он был чудовищно несправедлив к Энн; однако несправедливость
эта внешняя, частная, а в более общем, более сложном смысле все как раз
справедливо. Он не мог бы поговорить с Энн разумно, объяснить ей, что его
мучает. Она бы просто не поняла. Стояла бы перед ним, сильная своей
честностью - той примитивной честностью, которая выбивала у него из-под
ног все опоры, губила его воображение, из-за которой она стала в его
глазах мертвяще бесформенной, абсолютно незначительной, - и ничего бы не
поняла. Представляя себе эту картину, он видел в Энн воплощение
негативного начала. Да, она его погубительница, и его тактика против нее
подсказана и оправдана инстинктом самосохранения. И все-таки он жалел ее и
знал, что даже теперь расстался с Грэйхеллоком не навсегда. Он связан с
этим местом - связан той же Энн, и ежегодным круговоротом питомника, без
которого еще не научился жить, и Мирандой - больше всего Мирандой, сердцем
этой тайны, зеленым глазком этой розы, Мирандой, которую он видел спящей в
последние минуты, проведенные в доме, - острые прядки ярко-рыжих волос
упали на щеку, а на подушке - кукла с открытыми глазами.
- Интересно, - сказал он наконец, чтобы нарушить молчание, хотя они
нередко вот так же молчали втроем, вполне довольные, - интересно, какими
вы бываете, когда меня здесь нет. Вот бы узнать!
- Какими бываем, такими станем очень скоро, - сказала Линдзи, взглянув
на одни из часов, - потому что сейчас мы тебя выставим. Эмме время
приниматься за вечернюю порцию, а у меня еще целая гора переписки. Я не
намерена сидеть за машинкой всю ночь.
- Я не засну, - сказал Рэндл, - так что, если будешь сидеть, вспоминай
обо мне.
- Вы будете спать крепким сном, сын мой, - сказала Эмма. - И Линдзи
тоже, я не позволю ей работать после ужина. Поди сюда, малютка, ты
слышала, что я сказала? - Она поймала Линдзи за руку, когда та хотела