"Айрис Мэрдок. Дикая роза" - читать интересную книгу автора

он мог лишь виновато, как вор, наслаждаться поцелуями, которые Линдзи
дарила ему сухими губами, пока трость Эммы медленно постукивала по
соседней комнате. Впрочем, наслаждение это было до того пронзительно, что,
как ему порою казалось, полное обладание и то не могло бы дать большего.
Эмма, которую он теперь видал достаточно часто, оставалась непонятной и
немного пугающей. Эмма была центром их отношений, и здесь-то царила тьма.
Эмма вместе с Рэндлом захваливала Линдзи и вместе с Линдзи дразнила
Рэндла; ее же никто не дразнил и не захваливал. Она посиживала в своем
кресле - немного отяжелевшая, в старомодных цветастых платьях, короткие
кудрявые темно-серые волосы торчат по обе стороны остроносого живого лица,
похожего на лицо умной собаки, - и, подавшись вперед, опираясь на трость,
поглядывала на них с мрачноватой благосклонностью. О существе отношений
между Эммой и Линдзи Рэндл старался не думать. Но всякий раз, как они
касались друг друга, это прикосновение отдавалось в нем самом. Это тоже
было, в общем, приятно.
И вот теперь, потягивая чай, Рэндл созерцал Линдзи, склоненную над
пяльцами. На ней было зеленое полотняное платье с квадратным вырезом.
Тугие косы покорно, как золотые цепи, обвивали голову, подчеркивая ее
безупречно круглую форму. Боль желания, иногда невыносимо острая, сейчас
утихла, разлившись по всему его телу. Линдзи подняла голову и обратила на
него спокойный, серьезный, очень красноречивый взгляд. Эмму заволокло
маревом табачного дыма. В тишине комнаты тикало несколько часов. Рэндл
блаженствовал.
Ему часто приходило в голову, что создавшаяся ситуация - испытание для
его ума. Только с умом можно было не дать всей постройке развалиться, и
порой ему чудилось, что три ума - Эммы, Линдзи и его собственный - лежат,
свернувшись наподобие больших мускулистых змей, в самом центре этого
сооружения. Однако центром его была и любовь, и, возможно, здесь ум и был
любовью. Со страстью художника, каким он теперь все больше себя ощущал,
Рэндл упивался сметливостью Линдзи, ее безошибочным чувством формы - этим
своеобразным внутренним благородством, - чувством ритма и движения жизни,
роднившим ее с великими комедийными актрисами. Красавица, совершенство,
она была подобна калейдоскопу, подобна затейливой розе, вся ее
многоцветная сущность укладывалась в строгий узор, означавший, что она
свободна. И Рэндл ликовал, чувствуя, что становится все легче, легче, что
может наконец подняться в воздушный мир воображения, вознесенный над
лабиринтом морали, в мир, где обитают эти два неземных существа.
Однако многое тянуло вниз. Принимая свое поражение с радостью и сам
этому удивляясь, Рэндл в то же время бывал благодарен Эмме за то, что она
так основательно их обоих "заглотнула". В конце концов, что он мог бы
предпринять, что бы он предпринял? Он не мог бы взять Линдзи к себе просто
потому, что у него не было на это денег. Немного зная ее - от этого уж
никуда не деться, - он понимал, что напрасно было бы ждать от нее помощи в
каком-либо новом начинании. Достоинства его пьес оставались пока
непризнанными, а заложить в каком-нибудь другом уголке Англии еще один
розовый питомник - это было немыслимо. И немыслимо, чтобы Линдзи стала
вставать в шесть часов и собственноручно рыхлить землю. Как Энн в свое
время.
Во всяком случае, Энн есть, а может быть, и всегда будет. Жалость к
нелюбимой Энн преследовала Рэндла, как демон, не давала почувствовать себя