"Айрис Мэрдок. Дикая роза" - читать интересную книгу автора

заставал сына отрешенным, задумчивым, более обычного скрытным. Рэндл
упорно пил. Однако же вид у него был умиротворенный, даже довольный, и
казалось, он что-то серьезно обдумывает. Это нелепое заточение не может
длиться вечно. Даже Рэндл долго не выдержит такой идиотской ситуации. Еще
немного, и вернется его нормальное состояние, когда он, раздражаясь от
одного присутствия Энн, все же ходит за ней как тень и, находясь в доме,
не может ни на минуту выпустить ее из виду. Нынешняя его изоляция словно
предписанный самому себе отказ от этой раздраженной одержимости, словно
воздержание, за которым, можно надеяться, последует заметное очищение
всего организма. Возможно даже, что отъезд отца приблизит прекращение
военных действий.
Так он рассуждал. Но с благодушным ощущением, что имеет полное право
себя побаловать, он уже знал, что, чем бы ни кончилась именно эта ссора,
он больше в Грэйхеллоке не останется. Большой равнодушный дом, на который
несчастье его и его семьи не произвело никакого впечатления, в котором
призраки его горя не находили, где преклонить голову, казался орудием
кары, предназначенной не для него. Не он построил эту клетку, он ее не
заслужил, он может выйти из нее - и выйдет. Позже он всячески постарается
помочь тем, кто в ней остался. Но сейчас - хватит с него достоинств Энн,
настроений Рэндла, благочестия Свона, капризов Миранды, вульгарного
выговора Пенна и бесконечных растрепанных, мокнущих под дождем розовых
кустов. Он думал о своей уютной лондонской квартире, о сияющем Тинторетто
и жаждал укрыться в этом святилище.
И еще ему хотелось уйти подальше по пути, отделяющему его от Фанни. Он
оплакивал ее, тосковал о ней, но душевное лукавство, которое он отчасти в
себе осуждал, подсказывало, что нужно сделать, чтобы тоска стала легче. Он
уже убедился, что умеет себя утешить, и дарил Фанни, как погребальный
венок, сознание неизбежности таких утешений. Мертвые - жертвы живых, а он
будет жить. Он уже чувствовал, что с ее смертью в нем прибавилось жизни.
Фанни питала его. И он, еще неуверенно, но неуклонно, стремился отдалиться
от той Фанни, которая его обвиняла, от Фанни с ее любимыми кошками,
пасьянсом и ласточками, от последней по-человечески доступной Фанни, какую
он знал. В клинике ею завладел страх, и видеть это было невыносимо, а
потом она надела или на нее надели безличную маску всех заведомо
умирающих. Он стремился уйти и от Энн - вблизи нее, такой кроткой,
прозрачной, более склонной к анализу, Фанни оставалась тревожаще живой.
Позиция Энн не оставляла места для утешения, для символического вторичного
убиения мертвых. Но нужно помнить, что Энн несчастна, а поэтому
несправедлива.
Смех и сухой стук сгребаемых в кучу костяшек домино - кончилась еще
одна партия. Энн посылает Пенна спать, тот ноет, что еще рано, и Дуглас
Свон просит разрешения сразиться еще разок, и Энн улыбается и уступает.
Да, мирный, невинный мирок. Мирный, невинный мирок, только вот Стив умер,
и Рэндл сидит пьяный у себя в комнате, и где-то в Лондоне сейчас
существует Эмма Сэндс.
После потрясения и ужаса, неизбежно сопутствующих смерти, когда
перетревоженная душа немного устоялась уже на новый лад и мысли,
посещавшие его рано утром, опять стали более оформленными и четкими,
оказалось, что Эмма Сэндс занимает в них немаловажное место. Словно она
незаметно подкралась к нему и, оглянувшись, он увидел, что она как живая