"Юрий Игнатьевич Мухин. Как уродуют историю твоей Родины" - читать интересную книгу автора

отправили непосредственно на расстрел. Известно, что 10 мая Сопруненко
запретил начальнику криворожских лагерей впредь направлять военнопленных в
Козельск, Старобельск и Осташков.
Среди отправленных на расстрел были 11 генералов, контр-адмирал, 77
полковников, 197 подполковников, 541 майор, 1441 капитан, 6061 поручик,
подпоручик, ротмистр и хорунжий, 18 капелланов и других представителей
духовенства.
Те, кого отправляли "в распоряжение УНКВД", не догадывались о том, что
их ждет. Комиссары лагерей сообщали С.В. Нехорошеву, а тот - трем
заместителям наркома внутренних дел, что в связи с отправкой настроение
военнопленных приподнятое. Лишь в те дни, когда отправок из лагеря не было,
поляки проявляли беспокойство, опасаясь, что их могут не отправить, как они
полагали, на родину. Люди обращались к лагерному начальству с просьбой
ускорить их отправку (см. № 40, 53). Старшие офицеры рекомендовали своим
коллегам, уезжавшим из лагеря с первыми партиями, делать в вагонах надписи с
указанием конечной станции, чтобы последующие этапы знали, куда их везут. 7
апреля при возврате вагонов была обнаружена фраза на польском языке: "Вторая
партия - Смоленск, 6.IV. 1940". Естественно, тут же был отдан приказ
тщательно осматривать вагоны и все надписи смывать. Однако, судя по
дневниковым записям, найденным в катынских могилах, некоторые послания своих
предшественников офицеры все же прочли.
Приподнятое настроение в связи с отправкой наблюдалось и у большинства
военнопленных из Осташковского лагеря. Почти все рядовые полиции были
уверены, что едут домой. Некоторые, правда, сомневались в этом. При выходе
из лагеря выбрасывали в спичечных коробках записки, что при осмотре перед
отправкой ищут оружие; личные вещи и ценности не отбирают; принимаются все
претензии; обращение вежливое, однако невозможно понять, куда их отправляют
(см. № 40, 53).
Выводы политдонесений С.В. Нехорошева и комиссаров трех лагерей о том,
что подавляющая масса военнопленных была уверена в своей отправке домой,
стремилась поскорее уехать, что офицеры сами обращались к администрации с
просьбой попасть в ближайший этап, подтверждаются и катынскими дневниками, и
воспоминаниями тех, кому довелось уцелеть.
Подпоручик Анжей Ригер, включенный в наряд на отправку № 042/2, пункт
56, писал в своей записной книжке: "ЗЛУ. Убывает первый этап, более 70
человек. Теряемся в догадках: куда?... 5.IV. Скверно, холодно, все время
этапы. Уезжает Мушиньский. Играю в шахматы. Настроение подлое/.../. 6.IV...К
нам приходит "Скит". Как будто раздела Польши уже не существует. Дальнейшее
море сплетен - куда едем - домыслы, дискуссии - переменчивое настроение...
10.IV. Скверно. Этапы не идут. Настроение безнадежное. Дискуссия на тему
Норвегии, не играем в бридж и шахматы, так вот. 11.IV. Утром холодно, затем
прекрасное солнце. Едет Станкевич... Безнадежно. Когда же, наконец, возьмут
и меня? Уходит большой этап... 14. IV. Настроение слабое. Хотя бы шел
этап!... 17. IV. Грустно! Загораю. Почему же я еще не еду? Появляется
надежда на выезд в нейтральное государство...18.IV. Завтра этап - значит,
есть надежда... 19.IV. Идет большой этап... Я упаковался тщательно. К
сожалению, напрасно... 20.IV. День теплый, но туманный. Идет этап. Едет
Вацек Южиньский. Мне делается очень муторно. Так бы хотелось уехать. Белье
загрязняется. Что делать "вообще"? Я не уехал. Это меня взбесило...Осмелился
посетить легендарного Александровича... 22.IV. Погода так себе. Временами