"Сергей Мстиславский. Крыша мира" - читать интересную книгу автора

потому, что все отрицательное в природе становится положительным".
Жорж спорил: с материалистической точки зрения. Я попросту ничего не
понял.
Но для контраста в тот же день повез всю компанию в "Пой-Кабак" -
окраину туземного Самарканда: кварталы всякого рода притонов и
поножовщины.
Ездить туда можно только ночью. Днем - улицы пусты; наглухо - стучи,
не достучишься - заперты калитки домов, досками заставлены террасы
чой-ханэ (чайных) и лавок. Только в сумерках, когда зажгутся в кривых
проулочках редкие, скупые, тусклые фонари, сотнями очертаний оживают дома
и проезды. Очертаний - полупризрачных, ибо обычно здесь не ходят, здесь
крадутся. И свет - случайный - факела или свечи - никогда не освещает лица
на улице: никто не повертывается лицом к свету - люди кажут только свои
очертанья, сами остаются темны...
Сотни дуторов* перекликаются ползучим напевом из домов туземных гетер
(тысячи их здесь). В домах этих за две-три серебряных монеты можно выпить
чайник терпкого афганского чая, посмотреть пляску, послушать пение и
чопорный разговор гостей... Тело не продают здешние женщины: они отдают
его по выбору, - если приглянется кто из гостей. Но доход их - не в этом:
плата за чай, подарок за пенье, за пляску, за проведенное в беседе время.
_______________
* Двуструнный инструмент с длинным грифом.

Дальше в закоулки - сквозь щели ставен видны согнувшиеся над стаканом
с костями оборванные фигуры игроков; еще дальше, еще глуше - совещающаяся
над бутылью мутного, кислого пива воровская шайка: "красноногими" зовут их
в Туркестане; дальше: на циновках, спиной привалясь к обмызганной, грязной
стене, застыло чернеют полутрупы - курильщики опия. Для гашиша - помещение
другое: он возбуждает, гашиш. Дав накуриться, хозяин выводит на улицу
пьяных, одержимых гашишем. При встрече их видно далеко: идут, высоко
поднимая ноги, соломинка на дороге кажется бревном, вывороченный из
мостовой булыжник - скалою. На ровном месте - прыжок. Скрестить с ним
взгляд - опасно: в дрожании губ неприметном - почудится смертельная обида.
Но здесь у каждого на поясе нож.
Туземный Самарканд трезв. Сарт, замеченный в нетрезвом состоянии, на
неделю отправляется в арестный дом - миршабхану - без различия чина и
звания. Пить дозволено только здесь, в темных кварталах. В ночь дребезжат
поэтому по камням грязных, замусоренных мостовых коляски на кутеж
приехавших молодых "баев" - "золотой молодежи" самаркандской. Здесь для
них нет ни в чем запрета: и водка, и пиво, и вино... Но если кого-нибудь
из них поднимет после утренний полицейский обход на улице или в арыке с
перерезанным горлом, - тщетно стал бы искать отец убитого расследования и
наказания за убийство. "Кто идет в эти темные кварталы, принимает их закон
- закон ножа. Он сам за себя отвечает - никто больше".

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

От красноногих - к прокаженным: их под Самаркандом целый поселок -
Махау-кишлак. Выходят за милостыней на караванную дорогу, сидят длинным
рядом, в белых одеждах, в белых повязках, чтобы далеко было видно. У