"Александр Александрович Мосолов. При дворе последнего императора " - читать интересную книгу автора

Особенно соблюдались часы вечернего чтения. Трудно себе представить
что-либо, что могло бы заставить государыню согласиться отказаться хотя бы
на один вечер от этих чтений с глазу на глаз у камина.
Царь читал мастерски и на многих языках: по-русски, по-английски (на
нем разговаривали и переписывались Их Величества), по-французски, по-датски
и даже по-немецки (последний язык был государю менее известен). Заведующий
собственною Его Величества библиотекою Щеглов представлял царю каждый месяц
по крайней мере двадцать интересных книг, вышедших за этот период. В Царском
Селе книги эти были разложены в комнате близ покоев императрицы. Меня как-то
заинтересовал стол, где лежали уже выбранные Николаем II книги для чтения,
но камердинер меня к ним не подпустил.
- Его Величество склыдывает их в известном порядке и не любит, ежели не
находит их точно в том виде, как он их сам разложил. И детей не приказано
допускать в эту комнату без императрицы и кого-либо из фрейлин.
Среди этих книг государь избирал себе ту, которую читал супруге:
обыкновенно историческое сочинение или русский бытовой роман.
Однажды царь сказал мне:
- Прямо боишься в Царском Селе войти в комнату, где эти книги
разложены. Не знаешь, какую выбрать, чтобы взять с собою в кабинет.
Смотришь - и час времени потерян. Только в Ливадии успеваю почитать, но и то
половину взятых с собою книг приходится сдать неразрезанными.
И добавил с сожалением:
- Некоторые мемуары больше года, как не отдаю Щеглову: так уже хочется
с ними познакомиться, да, видно, не придется.
Чтение вдвоем было главным удовольствием царской четы, искавшей
духовной близости и семейного уюта.

ВАШ ПЕТР ВЕЛИКИЙ

Сознаюсь, что за все 16 лет службы при дворе мне всего лишь дважды
довелось говорить с государем о политике.
Впервые это было но случаю двухсотлетия основания Петербурга. Столбцы
газет были переполнены воспоминаниями о победах и преобразованиях Петра
Великого. Я заговорил о нем восторженно, но заметил, что царь не
поддерживает моей темы. Зная сдержанность государя, я все же дерзнул
спросить его, сочувствует ли он тому, что я выражал.
Николай II, помолчав немного, ответил:
- Конечно, я признаю много заслуг за моим знаменитым предком, но
сознаюсь, что был бы неискренен, ежели бы вторил вашим восторгам. Это
предок, которого менее других люблю за его увлечения западною культурою и
попирание всех чисто русских обычаев. Нельзя насаждать чужое сразу, без
переработки. Быть может, это время как переходный период и было необходимо,
но мне оно несимпатично.
Из дальнейшего разговора мне показалось, что кроме сказанного государь
ставит в укор Петру и некоторую показную сторону его действий и долю в них
авантюризма.
Царь долго помнил мои чувства симпатии к великому Романову.
Однажды, возвращаясь верхом по тропинке высоко над шоссе из Учан-Су с
дивным видом на Ялту и ее окрестности, государь высказал, как он привязан к
Южному берегу Крыма.