"Александр Александрович Мосолов. При дворе последнего императора " - читать интересную книгу автора

- Точно так, Ваше Величество.
Царь, видимо, почувствовал облегчение, так как исполнение приговора
было назначено на утро.

ФАЛЬШИВЫЙ ИЛИ ЗАСТЕНЧИВЫЙ?

Говорят, будто царь был фальшив. Называют случаи внезапных, невзначай
вызванных отставок министров, до того мнивших себя в полной милости.
Отставки эти, действительно, происходили в особых условиях, однако ж
объяснение действий и мотивов царя не следует искать в недостатке прямоты.
Для царя министр был чиновником, подобно всякому другому. Царь любил
их, поскольку они были ему нужны, столько же как всех своих верноподданных,
и так же к ним относился. Если же с кем-либо из них приключалось несчастие,
то жалел их искренне, как всякий чувствительный человек жалеет страдающего.
Один граф Фредерикс пользовался в этом отношении привилегированным
положением.
Бывал ли министр в несогласии с царем, общественность или враги
начинали ли его клеймить, или же переставал он внушать доверие по
какому-либо поводу, царь выслушивал его, как обычно, благосклонно,
благодарил за сотрудничество, тем не менее несколько часов спустя министр
получал собственноручное письмо Его Величества, уведомляющее его об
увольнении от должности.
Тут чувствовалась тренировка в молодости генералом Даниловичем.
Министры не принимали во внимание отсутствие боеспособности, лежащее в
основе характера царя.
Отношения царя с министрами завязывались и оканчивались следующим
образом: царь проявлял сначала к вновь назначенному министру чувство полного
доверия - радовался сходству во взглядах. Это был "медовый месяц", порою
долгий. Затем на горизонте появлялись облака. Они возникали тем скорее, чем
более министр настаивал на принципах, был человеком с определенною
программою. Государственные люди - подобно Витте, Столыпину, Самарину,
Трепову - почитали, что их программа, одобренная царем, представляла
достаточно крепкую основу, чтобы предоставлять им свободу в проведении
деталей намеченного плана. Однако ж государь смотрел на дело иначе. Зачастую
он желал проводить в действие подробности, касавшиеся даже не самого дела, а
известной его частности или даже личного назначения.
Встречаясь с подобным отношением, министры реагировали согласно своему
индивидуальному темпераменту. Одни, как Ламсдорф, Кривошеин, Сухомлинов,
мирились и соглашались. Другие, менее податливые, либо стремились
действовать по-своему, ведя дело помимо царя, либо же пускались переубеждать
его. Первый из этих способов вызывал живейшее недовольство государя, но и
второй таил в себе немалые опасности для министра.
Царь схватывал на лету главную суть доклада, понимал, иногда с
полуслова, нарочито недосказанное, оценивал все оттенки изложения. Но
наружный его облик оставался таковым, будто он все сказанное принимал за
чистую монету. Он никогда не оспаривал утверждений своего собеседника;
никогда не занимал определенной позиции, достаточно решительной, чтобы
сломить сопротивление министра, подчинить его своим желаниям и сохранить на
посту, где он освоился и успел себя проявить. Не реагируя на доводы
докладчика, он не мог и вызвать со стороны министра той энергии, которая