"Александр Александрович Мосолов. При дворе последнего императора " - читать интересную книгу автора

Сердце царя было полно любви, так сказать коллективной любви, объектом
коей была вся его обширная родина, и никто в частности. Такая любовь,
конечно, много чем отличается от любви обыкновенной, как ее понимают простые
смертные.
Царь любил искренне и горячо жену и детей. Об этом я буду говорить
ниже.
Любил ли он своих более отдаленных родственников? Сильно в этом
сомневаюсь. Чрез руки Фредерикса проходили все ходатайства и просьбы, с
которыми обращались к царю как к главе семьи все члены
императорской-фамилии. Царь отказывал редко. Но Фредерикс всегда отмечал,
что царь раздавал почести, деньги и недвижимое имущество, не проявляя при
этом ни малейшего личного удовлетворения. Это, так сказать, входило в его
ремесло. Казалось, подчас это было скучно, надоедливо для государя, подчас
несовместимо с истинными интересами государства, но пред этим приходилось
преклоняться, так как нельзя было обидеть дядю или племянников. К тому же -
это тоже чувствовалось в разговорах царя - облагодетельствованные
поконфузятся, а чрез неделю вернутся с новой и, может быть, еще более
неприятной просьбой.
Николай II относился хорошо к своим сестрам и брату Михаилу
Александровичу. Он чувствовал искреннюю нежность к великому князю Дмитрию
Павловичу, который вырос на его глазах и который ему был весьма симпатичен.
По отношению к остальным членам императорской фамилии Николай II
проявлял ровно столько любви, сколько нужно было для того, чтобы оставаться
в пределах корректности, чтобы не вызывать никаких ненужных осложнений.

МОНАРХ, ПРЕИСПОЛНЕННЫЙ ЧУВСТВА ДОЛГА

Царь вдумчиво относился к своему сану помазанника Божия. Надо было
видеть, с каким вниманием он рассматривал просьбы о помиловании осужденных
на смертную казнь. Право милости - не приближало ли оно его всего более к
Всемилостивому?
Как только помилование было подписано, царь не забывал никогда,
передавая резолюции, требовать немедленной отправки депеши, чтобы она не
запоздала. Помню случай, когда в одну из поездок телеграмма с просьбою о
помиловании была получена поздно вечером. Фредерикс уже спал, государь же
еще занимался в своем купе. Я приказал камердинеру доложить обо мне. Царь
принял меня, видимо, удивленный моим вторжением в такой час.
- Я позволил себе утрудить Ваше Величество ввиду получения телеграммы о
помиловании: граф же после утомительного дня спит.
- Конечно, вы правильно поступили. Ведь дело идет о жизни человека. Но
как же теперь быть? Можете ли вы подписать за Фредерикса? (По закону
ответная телеграмма должна была носить подпись министра двора).
- Конечно, Ваше Величество. Я передам телеграмму за моею подписью, а
граф ее заменит своею завтра.
- Хорошо. Так и сделайте.
На другой день государь вернулся к разговору.
- Убеждены ли вы, что телеграмма была немедленно отправлена?
- Да, немедленно, в таком-то часу.
- Ведь эти телеграммы с моими повелениями идут вне очереди, как мои
личные?