"Андрэ Моруа. Воспоминания (Фрагменты книги) " - читать интересную книгу автора

подбородку, это сквозило в горделивой посадке головы и решительной
походке... Она была обречена следовать за своим внутренним демоном, забывая
о куклах.
То же волевое начало находил Франс и в стихах молодой женщины:
Врожденное упрямство, жажда преодоления препятствий бессознательно
влекут ее к мудреному искусству стихосложения. Ей нравится неподатливая
материя. Эта девушка - труженица в самом благородном смысле слова. Пусть
смело и с достоинством примет этот титул. Минерва-труженица - ведь именно
так древние афиняне называли свою богиню.
Пруст показал, как вкусы человека определяют его сердечные
привязанности. Сван, страстно любивший живопись, воспылал любовью к Одетте в
тот момент, когда нашел в ней сходство с Сепфорой, дочерью Иофора,
запечатленной Боттичелли. О Симоне де Кайаве я не знал почти ничего: ни как
она жила, ни каковы были ее вкусы и нрав, - но молодая женщина, которую в
детстве водил по парижским музеям Анатоль Франс и в которую несколькими
годами позже влюбился Марсель Пруст, была для меня окружена волшебным
ореолом, окутана покровом благородной прозы и дивных легенд. Впервые за
целый год я испытал к женщине интерес, влечение и что-то похожее на надежду.
Я пригласил ее дочку, ровесницу моих сыновей, к нам поиграть, после чего
откланялся.
Франсуазу привели. Это было хрупкое дитя, беспокойное, легкоранимое,
чересчур умное для своих лет. Мать сама зашла забрать ее. Атмосфера моего
дома, где в каждой комнате перед траурным портретом склоняли свои белые
венчики цветы, должно быть, показалась ей тяжкой. (Арнольд Беннетт,
посетивший меня приблизительно в ту же пору, записал потом в дневнике, что в
моем доме на всем лежал гнетуще-таинственный отпечаток.) Мы опять говорили о
поэтах и композиторах. На следующий день я послал ей в подарок "Этрусскую
вазу" Мериме и "Интермеццо" Гейне. Она была удивлена, так как ожидала
получить цветы. Но я оставался все тем же восемнадцатилетним упрямцем,
который развлекал девушек комментариями к "Tractatus politicus". "..."
Валькирия
"..."
Я работал одновременно над двумя книгами. Одной из них был роман о
жизни промышленника, "Бернар Кене", где я развернул сюжет моей старой
новеллы, озаглавленной "Подъем и спад". Подобно Веронезе, дважды
изображавшему себя на некоторых своих полотнах, я в романе раздвоился: я был
и Бернаром, и Антуаном Кене. Бернар - это тот, кем бы я стал, если бы пошел
по пути, намеченному в "Диалогах об управлении", Антуан - кем мог бы быть,
останься в живых Жанина. "Бернар Кене" не был в полном смысле слова
"романом", это была искренняя и, смею надеяться, правдоподобная картина мало
кому знакомого мира. Другой книгой, гораздо более важной для меня, была
"Жизнь Дизраэли".
Почему именно Дизраэли? Во-первых, меня вдохновило высказывание
Барреса: "Три наиболее интересные фигуры XIX века - это Байрон, Дизраэли и
Россетти". Так у меня возникло желание получше узнать жизнь и произведения
Дизраэли. Это был герой в моем духе. "Я радикал и сторонник коренных
перемен, когда надо с корнем вырвать зло, - говорил он. - Я консерватор,
если надо сохранить добро". И еще: "Сохранять - значит поддерживать и
переделывать".
Мой собственный опыт привел меня к тем же политическим и философским