"Андрэ Моруа. Воспоминания (Фрагменты книги) " - читать интересную книгу автора

заключениям. Чем больше я изучал историю и людей, тем больше убеждался, что
цивилизация, выражаясь словами Валери, это "нагромождение химер".
Общепринятые условности лежат в основе порядка, под защитой этих условностей
процветает свобода. Английские условные нормы казались очень странными, но
именно потому, что они соблюдались всеми, страна избежала потрясений и
революций и стала одной из самых свободных в мире.
Еще со времен войны я всецело разделял преклонение Дизраэли перед
английской традицией. Многие его изречения нравились мне лаконичностью формы
и глубиной содержания: "Life is too short to be little"; "Never explain,
never complain"; "Or perfect solitude, or perfect sympathy". Такие
высказывания мгновенно находили во мне отклик. А его неизменная любовь к
жене была олицетворением того, чего бы я желал для себя и в чем мне было
отказано. Влияние Дизраэли в обществе было для меня, далекого от власти и не
стремящегося к ней, как бы восполнением того, чем сам я не обладал. Никогда
еще работа над книгой не приносила мне большей радости.
Выдающиеся добродетели Дизраэли постоянно напоминали мне, что для
преодоления вековых предрассудков еврей обязан быть настолько безукоризнен,
насколько позволяет человеческое естество; его честность и надежность должны
быть живым опровержением злопыхательских вымыслов. Сказочная храбрость
Дизраэли сломила сопротивление недругов, и он добился всеобщей любви и
признания.
Известно, что Дизраэли был крещен в детстве по настоянию отца, и это
избавило его впоследствии от необходимости самостоятельно принимать решение,
оправдать которое могли бы лишь искренние религиозные убеждения. Со своей
стороны, как я уже говорил, я восхищался христианством и воспринимал Новый
Завет как замечательное продолжение Ветхого. При этом я не считал своим
долгом непременно обращаться в христианство. Моим родителям, я знал, это
причинило бы боль. Они не были набожными, не соблюдали религиозных обрядов,
но чтили семейную традицию. После дела Дрейфуса мой отец пришел к убеждению,
что раз быть евреем небезопасно, то смена вероисповедания - проявление
трусости. Я придерживался той же точки зрения и, несмотря на упорное
давление любящих меня людей, не делал решительного шага.
Лучшие мои друзья, Шарль Дю Бос, Морис Бэринг, были ревностными
католиками. "Вы истинный христианин, - убеждали они меня, - "anima
naturalites christiana"... Почему вы не хотите смириться и признать это?"
В действительности мне была неведома благодать, внезапное озарение,
которое описывает Клодель и которое познал Дю Бос. Положение мое было
мучительно. Женившись на богомольной католичке, я постепенно привык
сопровождать ее в церковь. Я любил церковные обряды, духовную музыку,
прекрасную латынь молитвенных текстов. Но я оставался в позиции хоть и
восхищенного, но стороннего наблюдателя богослужения, которое так
благотворно действовало на меня, - и это двусмысленное положение казалось
единственно достойным.
Так что писать о Дизраэли было для меня подлинным наслаждением. В июле
я прервал работу, с тем чтобы съездить на несколько дней в Перигор, родовое
гнездо мадам де Кайаве по материнской линии, то есть по линии Пуке (сами
Кайаве происходили из Бордо). Клану Пуке принадлежал небольшой замок
Эссандьерас, между Периге и Лиможем, старый, со средневековыми башенками. Он
был куплен в 1794 году Антуаном Шери Пуке, нотариусом из Ангуэса. Рядом, на
том же холме, стоял новый дом, некрасивый, но более удобный, выстроенный