"Андре Моруа. Машина для чтения мыслей" - читать интересную книгу автора

останется. Дени-то все равно, а я очень люблю комод Людовика четырнадцатого
и тот столик с гнутыми ножками, он старинный, Я ЗНАЛ ТОЛЬКО, ЧТО ОН
НАХОДИТСЯ НЕПОДАЛЕКУ ОТ ВОКЗАЛА..."
Ну, хватит, было бы скучно и бесполезно приводить дальнейшее, поток
этих несвязных размышлений длился больше часа. "Внутренний монолог" опять и
опять прерывался коротким молчанием либо длинными отрывками из книги.
Читатель уже мог заметить, что было главное в этом долгом раздумье:
непрестанный страх, что отец будет обманут своим зятем Жеромом, тайная
неудовлетворенная чувственность, воспоминания о давней полудетской любви к
некому Адриану Леке, который приходился Сюзанне родней. Вот это меня
взбесило, я знал Адриана: сорокалетний дамский угодник, пошляк,
посредственность, напыщенный маклер с брюшком! Какой уж из него Дон Жуан или
Растиньяк, он куда больше смахивает на месье Прюдома или на Цезаря Бирото!
Безусловно, ничто в раздумьях Сюзанны не доказывает, что она его любит, но
ясно, что когда-то, в юности, он за ней ухаживал и для моей жены это вовсе
не пустяк и не ребячество, нет, она и поныне сохранила об этом флирте самые
живые воспоминания; да и в делах, которые она принимает близко к сердцу, она
тоже предпочитает советоваться не со мной, а с ним, с этим болваном! Пока я
слушал запись, все это казалось мне весьма серьезным. К счастью, в
полутемной лаборатории Дарнли не мог заметить, до чего я взволнован.
- Вы удовлетворены? - спросил он, когда пощелкиванье аппарата
оборвалось.
- Вполне, - спокойно ответил я. - Огромное вам спасибо, Дарнли.
Но, выйдя из этого проклятого подвала, я постарался незаметно улизнуть,
не попадаясь на глаза мистеру Хикки.
Когда я вышел от соседей, час был уже поздний и на улице совсем
стемнело, но у меня не хватило мужества сразу вернуться домой. Я был слишком
потрясен, слишком взбешен, я не успел опомниться. Не мог я сейчас видеть
Сюзанну, раньше надо было поразмыслить об услышанном. Быстрым шагом я обошел
наш квартал; под ногами шуршали опавшие листья, и скоро ходьба и вечерняя
свежесть немного меня успокоили. Сперва я хотел, как только вернусь,
выложить Сюзанне все, что я о ней думаю, пусть получает по заслугам! Но
потом опомнился и дал себе слово молчать.
"Что толку грубо швырнуть в лицо Сюзанне ее собственные мысли? -
рассуждал я. - Она станет упрекать меня, что я забрался к ней в душу, как
вор, и ведь она будет права, а я начну спор с невыгодных позиций. Кроме
того, если я выскажу вслух все обиды и упреки, которые она могла затаить
против меня, им только прибавится силы и убедительности. Напротив, куда
разумнее - лишь бы у меня хватило на это мужества воспользоваться уроком
втайне и вновь завоевать любовь и доверие жены, ведь я все же люблю ее, а
если не поостерегусь, мы станем совсем чужими. Чудо-инструмент Хикки
сослужит мне отличную службу, я смогу и дальше следить за тайными мыслями
Сюзанны и..."
И вдруг я спохватился, что забыл психограф в подземной лаборатории.
Досадно, но поправимо: завтра утром можно пойти и взять его обратно. Ну, а
что я скажу Хикки? Чем меньше, тем лучше. Просто поблагодарю и небрежно
прибавлю; мол, ваш аппарат подтвердил то, что и так было мне известно.
Определив тем самым разумную, как мне казалось, линию поведения, я
возвратился на Линкольн авеню и вошел в дом.
Увы! Бывают супружества, в которых семена раздора зреют, словно в