"Уильям Моррис. Вести ниоткуда, или Эпоха спокойствия" - читать интересную книгу автора

омнибусы, переполненные туристами. Вымощенная середина площади занята
фонтаном. На площади только кучка мужчин в синих мундирах и несколько
исключительно уродливых бронзовых статуй. Одну из них взгромоздили на
верхушку высокой колонны{23}. Площадь охраняется с одной стороны четырьмя
шеренгами рослых мужчин в синей форме, а с другой, южной, стороны в сумраке
серою ноябрьского дня мертвенно белеют каски конных солдат.
Я вновь открыл глаза навстречу солнечному свету и увидел вокруг себя
шумящие деревья и благоухающие цветы.
Трафальгарсквер! воскликнул я.
Да, сказал Дик, снова натягивая вожжи, вы правы. И я не удивляюсь, если
вы находите это название бессмысленным. Но, право, не стоило его изменять:
память о былых безумствах никому не мешает. А впрочем, я иногда думаю, что
следовало бы назвать эту площадь в память великой битвы, которая разыгралась
здесь в тысяча девятьсот пятьдесят втором году. Это было достаточно важное
событие если историки не лгут.
Что они обычно делают или, по крайней мере делали, добавил старик.
Например, что вы на это скажете, соседи? В книге Джеймса "История
социалдемократии", кстати, глупейшая книга! я прочел путаное описание
сражения, которое произошло здесь приблизительно в тысяча восемьсот
восемьдесят седьмом году{24} (я плохо помню хронологию). Какие то местные
жители, говорится в книге, хотели провести здесь собрание, но муниципалитет
Лондона, или Совет, или Комитет, или какоето другое варварское скопище
дураков напало на этих "граждан" (как их тогда называли), двинув против них
вооруженную силу. Это одно уже слишком нелепо, чтобы быть правдоподобным!
Но, говорится дальше, "инцидент не имел особых последствий", что, конечно,
слишком нелепо, чтобы быть возможным!
Что ж, сказал я, ваш Джеймс не солгал. Все это правда, но только
никакого сражения не было. Просто миролюбивые и безоружные люди были избиты
негодяями, вооруженными дубинками.
И они это стерпели? вскричал Дик, и я в первый раз увидел недоброе
выражение на его приветливом лице.
Нам пришлось стерпеть, сказал я, покраснев. Нам больше ничего не
оставалось.
Вы, кажется, хорошо осведомлены в этих делах, сосед, заметил старик,
пристально поглядев на меня Правда ли, что этот случай не имел особых
последствий?
Последствия были такие, сказал я, что многих отправили в тюрьмы.
Из тех, кто орудовал дубинками? спросил старик. Всыпали, значит,
чертям!..
Нет, из тех, против кого орудовали дубинками, ответил я.
Друг, я подозреваю, что вы начитались врак и оказались слишком
доверчивы, строго произнес старик.
Уверяю вас, настаивал я, то, что я говорю, сущая правда!
Хорошо, хорошо, я вижу, что вы думаете, сосед! продолжал он Но я не
понимаю, почему вы, собственно, так уверены.
Я не мог ему объяснить "почему" и промолчал. Между тем Дик, который
сидел, задумчиво нахмурясь, заговорил наконец мягко и даже с грустью:
Как странно думать, что люди, подобные нам жившие в этой прекрасной,
счастливой стране и обладавшие, подобно нам, чувствами и привязанностями,
могли поступать так отвратительно!