"Тони Моррисон. Не бойся (= "Жалость")" - читать интересную книгу автора

добрый малый, но (в отличие от Джекоба) сбит с пути истинного супругой.
Баптисты всех научат, как надо правильно себя вести и как благочестиво
мыслить. Между прочим, в их понимании каждому народу изначально предписан
свой уровень греховности. Индейцы и африканцы, к примеру, могут удостоиться
благодати, но в рай не попадут. О, рай баптисты знают досконально, как
собственный огород. Загробная жизнь для них не просто Божественна - они ее с
волнением жаждут. Для них это не садик под ласковым солнышком, где круглые
сутки поют псалмы, а реальная, деятельная, полная приключений жизнь, где
всякий выбор удачен и всякое дело доводится до безупречного завершения.
Однажды она разговорилась с какой-то теткой, пришедшей в церковь... как бишь
она это описывала? А! там будет музыка и праздничные яства, пикники и
барахтанье в сене. Веселые шалости и проказы. Мечты там все сбудутся. А над
тобой, если ты истинно, благоговейно веруешь, может быть, Боженька сжалится
и позволит твоим деткам, хоть и не удостоенным по малолетству правильного
крещения, войти в Царствие Свое. Но главное - время. Времени будет сколько
угодно! Сколько хочешь сможешь беседовать с другими спасенными, смеяться с
ними. Даже на коньках кататься по замерзшим прудам, а на берегу будет
потрескивать костер, чтобы отогревать руки. Крутом звенят полозья санок,
дети строят снежные крепости, а другие на лужайке катают обручи, потому что
погода такая, какую захочешь. Это ж - вдумайся! Просто представь! Ни тебе
хворости - никогда! Ни боли. Ни старости, ни другой какой немочи. Ни утраты,
ни горя, ни слез. И уж умирать-то точно больше не придется, даже если звезды
низведены будут во прах, а луна ввержена во глубины морские и восплывет аки
труп.
Все, что нужно, это уверовать и перестать думать. Языку Ребекки во рту
истомился словно зверек в ловушке, иссох в гортани. Она, вроде, и понимала,
что мысли путаются, но в то же время они были такими ясными! Ведь вот,
теперь и Джекоба нет - ужасно: не с кем даже поговорить. В любом
расположении духа, в любом состоянии он всегда был таким, каким и должен
быть настоящий супруг.
А теперь, - подумала она, - никого нет. Одни слуги остались. Лучший в
мире муж ушел и похоронен женщинами, которых осиротил; дети тоже бродят по
небу розовыми облачками. Боюсь за Горемыку: умру - что будет с ней, ведь
пропадет же, дурочка, повредившаяся умишком от жизни на корабле, который
сделался летучим голландцем. Одна Лина надежна, непоколебима, ей никакие
беды нипочем, как будто повидала и пережила все на свете. Хотя бы вот как в
тот раз, на втором году здешней жизни, когда Джекоб уехал, а их отрезало не
по сезону жестокой пургой, и они с Линой и маленькой Патрицией через два дня
начали голодать. Все дороги, все тропы замело. Патриция от холода посинела
вся, несмотря на огонь - жалкий, кизячный, еле дышащий в приямке земляного
пола. Что ж, Лина оделась в шкуры, взяла корзину и топор и храбро стала
пробиваться к реке сквозь сугробы по пояс, сквозь ветер, от которого в
голове стынут мысли. Там она наковыряла из-подо льда мерзлых лососей,
побросала в корзину и пошла назад - кормить домочадцев. Кошница полная
набралась, тяжелая, только подымешь, руки с мороза костенеют. Она взяла и к
перевеслу себя за косу веревкой привязала. Так волоком по снегу и перла.
В общем, Лина спасла их. Или то был Господь? Ныне же, в погибельной
пропасти, Ребекка задумалась: уж не был ли переплыв в эту страну, вымирание
всей ее семьи - не было ли то дорогой к откровению. Или к проклятью? Как
поймешь? Вот смерть отворила уста свои, кличет по имени - кому повем, на