"Тони Моррисон. Не бойся (= "Жалость")" - читать интересную книгу автора

бежит: вдруг ему покушать вовремя не дадут, какой ужас! А Джекобу что Лина с
ее недовольством, что тающая от обожания Флоренс: я сказал все, уходить пора
кузнецу вашему! Да полно, ну не прогонит же он его, такого нужного, такого
мастеровитого кузнечика твоего из-за того только, что девчонка к нему
присохла. Но уж присохла, да, - лепче клею и серы сосновой. Впрочем, Джекоб
был прав: пора ему было, пора. Но пока он лечил Горемыку от непонятной
какой-то хворости, кузнецу цены не было. Только на то и уповать остается,
чтобы Господь ему это чудо дал повторить. А Флоренс сподобил бы затащить его
к нам. Ноги ее мы обули в хорошие крепкие сапоги. От Джекоба оставшиеся. И
хозяйское подорожное письмо за голенище сунули. И куда идти, как будто бы
тоже ясно обрисовали.
Ведь все вроде на лад пошло. Начала отступать сосущая пустота
бездетности, временами отягощаемая многочасовыми впаданиями в одиночество -
как найдет, будто в сугроб провалишься, но вот уже и эти сугробы стали
таять. Да и нацеленность Джекоба на непременный денежный успех перестала ее
беспокоить. Решила, пусть: стремление все больше и больше иметь - это у него
не от любостяжания, не само богатство его греет, а радость делания. Что
двигало им на самом деле, бог весть, главное, тут был, под рукой. С нею.
Дышал рядом в постели. Обнимал ее даже сонный. И вдруг ушел, так внезапно!
Неужели баптисты правы? Неужто счастье - прелесть сатанинская,
дьяволово мучительство, обман? А ее молитва так слаба, что лишь в соблазн
вводит? И вся упрямая самостоятельность обернулась лишь зловреднейшим
богохульством? Не потому ли как раз в момент ее наивысшего довольства снова
обратила к ней свою харю смерть? Смотрит, ухмыляется! Что ж, товарки по
переплыву океанскому довольно ловко и со смертью столковались. Те, как
узнала она во время их посещений, что бы ни извергала жизнь им в лицо, какие
бы препоны ни ставила, всегда старались вывернуться, обратить обстоятельства
к собственной пользе, превозмогали хитростью. Бабы-баптистки - другое. В
отличие от ее товарок, они не имели решимости, поэтому даже и не пытались
противостоять превратностям жизни. Напротив, вовсю призывали смерть. Пусть,
дескать, она ищет их извести - ищет представить так, будто кроме земной
жизни ничего нет; что за ней сплошное ничто; что нет утешения страждущим и,
конечно же, нет награды - они полностью отрицают возможность вторжения в их
жизнь бессмысленности и слепого случая. То, что зажигает ее товарок,
побуждает их к действию, благочестивых баптисток ужасает, одни других
считают глубоко и гибельно ущербными. Хотя взглядами те на этих нисколько не
похожи, в одном они сходятся полностью: в своих упованиях на мужчин и
опасной от них зависимости. И те, и другие согласно считают, что именно
мужчина - корень как защищенности, так и риска. И те, и другие при этом идут
на уступки. Некоторые, как, например, Лина, которой мужчины принесли и
спасение, и поругание, от них отстранились. Другие идут по стопам Горемыки,
так и не попавшей ни к одной женщине на воспитание и ставшей игрушкой в
мужских руках. Кое-кто, подобно ее товаркам по плаванию, борется с ними.
Благочестивые же им повинуются. Редко, но бывают и такие, кто, как она сама,
испытав любовь и взаимность, в отсутствие любимого мужчины превращаются в
растерянных детей. Без опоры на плечо мужчины, без поддержки семьи или
доброжелателей вдова, например, оказывается практически вне закона. Но не
так ли и должно быть? Адаму первенство, Еве подчинение, потом - вы что,
забыли, что она была первой преступницей?
Баптисты в этом поднаторели, не собьешь. Адам, подобно Джекобу, был