"Тони Моррисон. Не бойся (= "Жалость")" - читать интересную книгу автора

наоборот, крепит так, что он изводится от запора. Для Хозяйки работа на
ферме была скорее новым, интересным способом выживания, нежели каторгой и
рутиной. Потом, опять-таки, - это Лина тоже понимала, -у той есть Хозяин, он
ей все более и более любезен, да и дочь Патриция; и вместе утешительны они в
ее скорбях по младенцам, которых Лина в собственные руки принимала и в тот
же год хоронила. К тому времени, когда Хозяин привел в дом Горемыку, обе
женщины выступали сплоченно: встревожились. Хозяйке Горемыка была просто ни
к чему. Для Лины же явилась воплощением несчастья. Рыжая, зубы черные, на
шее пупырья- один пройдет, другой вскочит, при этом серые глаза со слишком
длинными ресницами смотрят так, что у Лины аж волосы на загривке дыбом.
Она молча наблюдала, как Хозяйка учит Горемыку шить (единственная
работа, к которой та приноровилась и даже начала с ней неплохо справляться),
и ничего не сказала, когда, будто бы чтоб та перестала неприкаянно
болтаться, Хозяин велел девчонке круглый год спать у камина. Такая забота
вызывала у Лины подозрения, но не зависть, нет - даже когда погода бывала
ужасной. Ее народ тысячу лет строил города-убежища и, если бы не гибельное
нашествие европейцев, строил бы их еще тысячу лет. Ведь вот же как вышло-то!
Оказывается, неправ был вождь, ох как неправ! И не разбежались европейцы, и
не вымерли! Правда, старухи, на которых оставляли малышей, уверяли, что
потом он просил простить его за ошибку в пророчестве, будто бы признал:
сколько бы их ни пало от дурости и моровых поветрий, вслед за ними всегда
придут новые. Стозевны придут, стоязыки, говором подобны псам гарчущим; да
все меха им подавай звериные, будто несмышленышам малым. Воды запрудят и
земли огородят, леса целиком за море свезут, а женщин будут силой брать,
кого вздумается, - для краткого своего услаждения. Почвы нарушат, святые
места осквернят, а поклоняться будут богу, который глуп и малоизворотлив.
Берега морские отдадут свиньям, и те превратят их в песчаные дюны, которым
зеленью до скончания веков не обрасти. Духа здешней земли не сподобившись,
начнут скупать ее плоть и, как сироты, ненасытны будут. И суждено им мир сей
весь пожрать, отрыгнув грязь и ужас его, и погубить этим народы, прежде них
бывшие... Лина и верила этому, и не очень. Если судить по тому, как
относятся к земле Хозяин и Хозяйка, то бывают исключения, не ложащиеся в
Новое Пророчество. Оба, вроде, даже понимают разницу между землей и вещью,
при этом выпас свой огораживают, чтобы не потравить скотиной соседские
угодья, хотя соседи этого как раз не делают, а когда на огород набежали
свиньи, убивать их промедлили, хотя по закону имели полное право. Надеются
выжить землепашеством, заботятся о земле, не разоряют ее стадами - потому
мало выгоды имеют. В общем, порядочности Хозяина и Хозяйки Лина доверяла, а
вот верности их предчувствий - как раз таки нет. Будь им внятны тонкие
дуновения, не стали бы так приближать к себе Горемыку.
Общаться с нею нелегко, нужен глаз да глаз - хотя бы вот как нынче на
рассвете, когда пришлось доверить ей дойку. Брюхатой трудно на скамеечке
скрючиться, и она, видно, как-то не так за вымя взялась, корова же -
пожаловалась Горемыка, - давай лягаться. Бросив больную, Лина метнулась
утихомиривать первотелку - сперва поговорить, тихонько помычать ей в ушко,
потом медленно гладить нежные сиськи ладонью, вымазанной в сметане. Струйки
пошли слабенькие, ерундовые- разве только самой корове облегчение...
Обиходив, успокоив буренку, Лина снова кинулась в дом: нехорошо Хозяйку
оставлять наедине с Горемыкой; теперь, когда ее живот отяжелел ребенком, она
стала еще ненадежнее. Даже в лучшие времена эта девчонка тащила за собой