"Александр Моршин, Валерий Лобачев. Азбука последнего ритуала " - читать интересную книгу автора

облачения с самыми основами, с заключительными словами Символа Веры: "Чаю
воскресения мертвых и жизни будущего века". Апостол Павел наставлял:
"Тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему облечься в
бессмертие". Это означает - одеться в чистые, новые одежды. Одежды для
"новой жизни".
Когда-то в древней Руси - и языческой, и потом христианской хоронили,
как правило, в белом. И мужчин, и женщин. Ныне мужчин - чаще в темном
костюме, но в светлой сорочке, при галстуке; женщин - в светлом платье и
светлом платочке.
У древних славян душа - это огонь, звезда, искра небесного огня,
частица мирового ("белого") света. У христиан белый цвет, белые одежды
символ чистоты души.
Конечно, и в прежнее время, и теперь совсем не часто случается, чтобы
покойного обряжали в совершенно новые одежды, - надевают на него одежды
обычные, разумеется, чистые, особенно важно, чтобы рубашка была стираная, но
одна, главная деталь "облачения к новой жизни" - действительно и новая, и
белая. Это белый погребальный покров или, как называют его еще иногда
по-старинному, саван. Это уже символ священный - именно он напоминает о
белых одеждах крещения и при похоронах как бы знаменует собой, что умерший и
до конца жизни сохранил обеты, данные им при крещении.
Собственно сам саван представлял собой раньше белую просторную рубаху -
он и был подобием "крестильной сорочки", - и надевали его поверх обычной
одежды. В некоторых областях сохранился еще обычай шить для покойника
("новопреставленного") из "нетронутой", ни для каких нужд не используемой
материи белый погребальный саван. И шили его все с теми же
"предосторожностями" против "нечистой силы": не на машинке, но обязательно
на руках, стежок делали не крепкий, а наметкою - будто и не сшитое, а лишь
наметанное, "временное одеяние" (а иголку держали только от себя и вперед не
то покойник опять придет за кем-нибудь в свою семью).
Ныне саван замещен покровом - длинной, во весь гроб, полосой белой
материи, льняной или шелковой. Именно по нему - после прощания, покрыв им же
лик усопшего, - священник или кто-то из близких посыпают крестообразно
освященную землю, завершая тем последний церковный обряд "предания земле". У
покрова есть и свое символическое толкование: умерший, как человек верующий
и освященный таинствами, пребывает "отныне и вовеки" под покровом Христовым.
В обувании покойного тоже присутствуют, согласно народным обычаям и
поверьям, свои условности и оговорки. В кожаной обуви, как правило,
старались не хоронить, а заменяли ее матерчатой. Но если все же и надевали
сапоги, то железные гвозди из них выдергивали. А в крестьянских семьях
онучи, надевавшиеся с лаптями, обвязывали так, чтобы крест, образуемый
шнурками, приходился спереди, а не сзади, как у живых, - этим как бы
"закрещивали" покойнику путь назад, чтобы он не мог вернуться в дом за
кем-то еще. В современный ритуал облачения покойного, видимо, и пришло это
от древних еще обычаев: заменять обыденную кожаную обувь "ненастоящей",
"временной" - матерчатыми тапочками без твердой подошвы.
И последняя, самая главная забота о теле усопшего в "обустройстве"
его - дом для него, гроб, "домовина". В народе сохраняются и ласковые
поговорки о гробе - "Домок в шесть досок", и "Дом строй, а домовину ладь", и
суеверные приметы, предостерегающие - "Не делай гроб больше покойника другой
покойник будет".