"Кэтрин Морис. Услышать голос твой " - читать интересную книгу автора

пожалуйста, детка, ради Бога, не делай этого! Почему ты это делаешь?
На Рождество мы подарили ей игрушечного медвежонка. Мы надеялись, что
она будет обнимать и гладить его, как любой нормальный ребенок. Вместо этого
у нее появился странный ритуал: она снова и снова протаскивала медвежонка
через нижние перекладины стула.
Ее поведение также становилось все более необычным. Еще с того момента,
когда дочь сделала свой первый шаг, она иногда ходила по дому на цыпочках. В
последнее время это стало ее постоянной привычкой. Кроме того, однажды я
заметила у нее новую особенность в поведении: девочка, как всегда, сидела на
полу с мечтательным выражением лица, как вдруг она вытянула шею и
заскрежетала зубами. При взгляде на такое я с трудом удержалась, чтобы не
закричать от ужаса. Меня переполняло сознание собственной беспомощности.
Иногда я даже замечала, что тихонько постанываю, глядя на какую-нибудь новую
странность.
Однажды утром безо всякой причины Анн-Мари подняла обе руки и стала
бить ими себя по лицу: один, два, три удара последовало до того, как я в
страхе кинулась к ребенку, и отняла руки от лица.
Нам все труднее становилось завоевывать ее внимание. Она либо проводила
бесконечные часы, уставившись на что-то в своих руках, либо бесцельно
слонялась из комнаты в комнату, обращая внимания не на людей, а на вещи.
Сколько времени прошло с рождения Мишеля? Несколько недель? Казалось,
что прошла целая жизнь. Дни превратились в череду длинных пустых часов,
которые надо было прожить с неумолимой определенностью. Было очень важно
держаться всем вместе, делать то, что я должна была делать для всех троих
детей. Я была их матерью, и они нуждались в моей заботе и любви. Я старалась
не плакать слишком много в течение дня: не хотелось пугать Даниэля.
Однако, одним утром, он пришел ко мне в спальню и застал меня в слезах.
Он остановился испуганный. Мамы не должны плакать. Его темно-карие глаза тут
же наполнились слезами. - Мамочка, ты плакаешь? - Да, милый, но сейчас уже
все прошло. Он стоял передо мной, пытаясь понять и облечь в слова то, что
чувствовал. Я не могла представить, как он воспринимал окружавшую его
атмосферу кризиса и страха. Мы постоянно ходили куда-то, взяв с собой
Анн-Мари, говорили о ней по телефону, фокусировали на ней все наше внимание.
Это становилось похоже на манию. Даниэль до поры до времени казался
достаточно довольным и спокойным, но я знала, что он был очень
чувствительным и ранимым ребенком. Я ждала, пока он заговорит. - Мамочка, ты
ходить к доктору? - в его голосе была тревога. - Да. - Ты брать с собой
Аммави? - Да. - Аммави заболела? Я встала на колени и взяла его руки в
свои. - Она выздоровеет, мой сладкий. Не волнуйся. Мама и папа всегда будут
с тобой, и Анн-Мари, и Мишелем.
Он улыбнулся мне, счастье снова восстановилось в его мире.
Я переживала за Даниэля. Надо было слишком много всего сделать, столько
всего выяснить и обдумать в течение дня, поэтому совсем не было возможности
проводить с мальчиком все утро или день и отвечать на сотни вопросов
трехлетнего почемучки.
Хуже того, бывали моменты, когда малыш плакал, Анн-Мари стояла в углу,
делая нечто странное, звонил телефон и Даниэль хныкал и сердился на меня. В
такие минуты, я была опасно близка к тому, чтобы накричать на него. Я
чувствовала, как вспышка гнева разрастается у меня в груди, вот, она доходит
до моего рта, щеки, и горло, будто стягивается железными ремнями.