"Кэтрин Морис. Услышать голос твой " - читать интересную книгу автора

последнее время мы не слышали даже их.
И еще, она почти ничего не понимала. Очень страшно было сознавать это
сейчас - сейчас, когда мы столкнулись лицом к лицу с реальностью. "Конечно,
нормальные дети все понимают," - кляла я себя за то, что не замечала
очевидного. Они так рано начинают понимать, задолго до того, как произносят
свое первое слово. Скорее всего, они не понимают все, что слышат, но такие
фразы, как "купание", "обед", "Хочешь гулять?", они могут распознать. Дети
наших друзей, мои племянники, Даниэль - все они обнаруживали наличие этого
понимания задолго до двухлетнего возраста.
Но Анн-Мари не понимала. Напрасно, взяв ее за руку, я пыталась
объяснить ей что-либо, используя все более простые слова: "Доченька, ты
хочешь выйти на улицу? Хочешь погулять? На улицу? Куртка?" Ничего не
срабатывало, она не реагировала даже на новые "продуктовые" слова, которыми
интересовалась раньше, например, "сок" или "торт", или "печенье".
Первым, кто дал мне энциклопедическое определение слова "аутизм", был
мой отец. - От греческого "ауто, авто" - сам, - сказал он. - Тот же корень,
что в словах "автономный", "автоматический", что значит "самодостаточный,
самонаправленный, самомотивированный". Это не было медицинское или
психиатрическое определение, и оно, вообщем-то, должно было быть известно
мне и раньше, но оно не было. Во всяком случае, оно как-то состыковалось с
тем, что я уже знала об Анн-Мари. Для меня это приобрело форму непохожести
дочери, непохожести, которая увеличивалась ужасающими темпами. По сути дела,
все сводилось к следующему: Даниэль приближался все ближе и ближе к нам,
беря от жизни, любви и познания столько, сколько его душа была способна
впитать. Анн-Мари была сама по себе, она молча, мягко уходила от нас,
увлекаемая таинственным внутренним миром.
Общение было не единственной проблемой дочери. Иногда казалось, что она
не имеет ни малейшего понятия о своем окружении. Она не пыталась выяснить,
как работает ее мир: понять, что двери открываются с помощью ключей, лампы
погасают оттого, что нажимаешь на кнопку, а молоко и другие вкусные вещи
живут в холодильнике. Даниэль, когда ему было всего годик, уже пытался сам
надеть соску на свою бутылочку. Демонстрировала ли Анн-Мари хоть какое-то
понимание или запоминание тех простых свойств мира, в котором она жила? Мы
не замечали почти никаких признаков этого понимания. Если она фокусировала
на чем-то свое внимание, то это могли быть мельчайшие частички пыли или
волос, которые она подбирала с ковра и изучала с повышенным вниманием.
Хуже того, она совсем не обращала внимания на чувства других людей. Я
помню наши "разговоры" с Даниэлем, задолго до того, как он начал говорить,
когда он был еще младенцем. Я помню, как я смеялась вместе с ним, разделяла
его удовольсвтие, присоединялась к его восторгу, когда он впервые увидел
медведя в зоопарке Бронкса. Я помню, как он пугался внезапного шума или
чужих лиц, и как он пытался спрятаться за меня, когда что-то его беспокоило.
Когда Анн-Мари в течение прошедшего года разделила со мной какие-то свои
чувства? Когда в последний раз она отвечала мне, общалась со мной? Если за
этим скорбным личиком вообще кто-то скрывался, то он - этот кто-то - не
пытался вступить с нами в контакт.
С горечью сознавала я, что дочь никогда не звала меня, никогда не
произносила "мама", чтобы привлечь мое внимание.
Если на то пошло, когда она в последний раз имитировала какое-нибудь
слово, повторяя его за мной.