"Глеб Морев. Критическая масса, № 1 за 2006 " - читать интересную книгу автора

собственными амбициями - естественным желанием быть прочитанным и усвоенным
и нежеланием иметь отношение к условиям, во многом и позволяющим мне, в том
числе, быть прочитанным и реализоваться как поэту. Конфликт этих двух
амбиций и варианты его разрешения по-прежнему волнуют меня.
Я хорошо осознаю, что для 90% процентов интересующихся поэзией все эти
обстоятельства не имеют ровно никакого смысла. Какая, собственно, разница,
где стихи опубликованы, и на чьи деньги, и кто хозяин типографии, главное,
какие это стихи , не правда ли? Правда. Именно поэтому я хочу сказать, что
если этот случай вызовет хотя бы минимальную работу мысли в вышеобозначенных
направлениях, то я сочту это своим успехом вне зависимости от того, как -
положительно, или отрицательно, или никак - происшедшее отразится на
восприятии текстов, их автора и его "проекта".

декабрь 2005 - январь 2006

* Впервые опубликовано: Сайт поэта Кирилла Медведева
(http://kirillmedvedev.narod.ru), 10 января 2006 года (ред .)

Дмитрий Кузьмин
СДАЧА И ГИБЕЛЬ ПОСТСОВЕТСКОГО ИНТЕЛЛИГЕНТА

Поэт и прозаик Алексей Верницкий, самый яркий, на мой вкус,
парадоксалист в литературном поколении нынешних тридцатилетних, написал
как-то о том, что всякая вещь, устроенная внутри не так, как она выглядит
снаружи, обязана вызывать у человека недоверие и настороженность. Сколько я
помню, в качестве примеров он приводил соевый батончик и мобильный телефон:
если разломить батончик, то в его сердцевине обнаружится ровно то, что и на
поверхности, если же разломить мобильный телефон, то выяснится, что
структура его внутренностей имеет мало общего с глянцевыми кнопочками на
поверхности.
Сложные вещи, в том числе и в культуре, редко устроены внутри в
соответствии со своим наружным видом. Но для того чтобы их опасаться, нужно
быть парадоксалистом. Обычный человек боится не самих сложных вещей, а
объяснений их внутреннего устройства: он не хочет знать, что у мобильника
внутри. Особенно если это его собственный мобильник, так уютно лежащий в
ладони.
В точности такое же происхождение имеет идиосинкразия значимой части
творческого сообщества к учению Пьера Бурдье. Юные читательницы ранней
Цветаевой с горящими глазами и потертые сетевые поэты среднего возраста при
словах "символический капитал" тянут руки к отсутствующим пистолетам. Они
категорически не желают знать, как это устроено, и готовы вытеснить проблему
любым убаюкивающим мифом - "судом времени", например. Нормальным таким мифом
по Барту, пытающимся заместить культуру природой, избавить процесс от
субъекта: не люди и институции в ожесточенной борьбе пытаются выдвинуть на
авансцену одно и убрать за кулисы другое, а "время расставляет все по своим
местам". С юных читательниц спрос невелик, с потертых поэтов ненамного
больше - но сплошь да рядом выясняется, что и вполне значимые фигуры
литературного процесса при упоминании о социокультурных механизмах искусства
впадают в прострацию либо истерику.
Психологические основания тут, конечно, разные. Неудачникам вера в