"Альберто Моравиа. Дом, в котором совершено преступление" - читать интересную книгу автора

смягчит его беспричинную и тоскливую неприкаянность. Но сейчас, ступив на
порог кинотеатра и рассматривая выставленные в вестибюле фотографии актеров,
как бы замерших посреди жеста, посреди гримасы, он уже не находил в них
ничего смешного и с отвращением думал о том, что вот сейчас нужно купить
билет, войти в огромный затемненный зал, почти пустой и все же душный, и, не
обращая внимания на поблескивание бесчисленного множества пустых кресел,
уставиться на широкий экран, населенный бегущими серыми тенями,
прислушиваться к нелепо-громким, нечеловеческим голосам и в полном согласии
с прочими зрителями закатываться раз за разом неизбежным, обязательным
смехом. "Мне грустно", - думал он с раздражением и сам чувствовал, насколько
это раздражение неоправданно: ведь никто не заставлял его входить в кино.
"Мне грустно, я обозлен и расстроен... Ну и что же, я и хочу оставаться
грустным, злым, расстроенным... Почему я обязан смеяться? Зачем мне
смеяться?"
С такими мыслями, продолжая, однако, в досаде разглядывать сквозь
толстые стекла очков выставленные в полупустом вестибюле фотографии, Лука
медленно отступал к выходу, намереваясь вернуться домой или посидеть
где-нибудь в кафе на открытом воздухе. Двигаясь таким образом, он по
нечаянности сильно толкнул женщину, которая в эту минуту входила в дверь.
Рассерженный и смущенный, поправляя на носу очки, съехавшие от толчка,
он сухо произнес: "Прошу прощения", и в этих словах вылилась вся его злость.
Потом он поднял глаза и без удивления, словно давно был уверен в
неизбежности этой встречи, узнал Марту.
"Она совсем не изменилась", - подумал он, рассмотрев ее в короткий миг
между узнаванием и поклоном. То же худое, очень бледное лицо, высокий
выпуклый лоб над глубоко посаженными голубыми глазами, резко очерченный нос,
полные, характерного рисунка губы и маленький, круто срезанный подбородок с
ямочкой. Единственная разница - ее черные волосы, прежде длинные и
расчесанные на две стороны, теперь были коротко острижены под мальчика, так
что уши оставались открытыми, а лишенное обрамления лицо казалось еще более
худым и бледным рядом с глубокими глазами и ярко-красным пятном губ. Ее
большое, немного худое тело было закутано в плащ переливчато-красного цвета,
из-под которого виднелись высокие резиновые боты, новые и блестящие,
придававшие ей вид не то всадницы, только что слезшей с лошади, не то
танцовщицы из варьете, исполняющей русские танцы. Марта тоже его узнала и
теперь с видом радостного изумления направлялась к нему.
- Вот так совпадение! - воскликнула она, и юноша узнавал теперь вслед
за лицом и фигурой также голос, теплый, неуверенный и низкий. - Ты, Лука!..
Сколько времени прошло...
Но у Луки была хорошая память, особенно на обиды, которые ему
причиняли. В тот самый миг, когда голос вызвал в его памяти милые образы
прошлого, к нему вернулось и неразрывно связанное с этими образами
воспоминание о жестоком крушении. И сразу же в его душе, усугубляемая дурным
настроением и нетерпимостью, одолевавшими его в тот душный день, проснулась
злоба против этой женщины, которая была обручена с ним, а потом два года
назад бросила его, чтобы стать содержанкой богатого, пожилого и нелюбимого
человека.
- Да, я, - отвечал он мрачно и раздраженно, в смущении снова поправляя
очки, уже водруженные на место. - Кто бы мог подумать... Вот так совпадение!
Марта не заметила или сделала вид, что не заметила, его раздраженного