"Альберто Моравиа. Я и Он " - читать интересную книгу автора

проверить блеф, и теперь деньги, как говорится, на бочку. Но кому же
блефовать, как не безмозглому, невежественному "ущемленцу", у которого такой
огромный член, что у осла глаза на лоб полезут, и такие куцые мозги, что
впору и курице ему посочувствовать? Что и говорить, главная причина моего
финансового прокола, как всегда, кроется в моей изначальной неполноценности
по отношению к Маурицио и ко всякому другому "возвышенцу". Тому, кто всегда
"сверху", не нужно специально доказывать, что он настоящий революционер. А
тот, кто "снизу", - гони пять миллионов.
Пока эти мысли носятся в моей голове, я неистово меряю комнату шагами.
Такое впечатление, что я брежу; я и впрямь как в бреду - не ведаю, что
творю.
Глажу ладонью лысый череп, вздыхаю, строю гримасы, пинаю ногой мусорную
корзину. Наконец меня прорывает: - Пять миллионов! Это же бешеные деньги! -
Мы знаем, что обычно именно столько причитается высокопрофессиональному
сценаристу за такую работу, как "Экспроприация".
- Да, некоторые берут за это миллионов пять, а то и побольше. Но только
не я, и не за "Экспроприацию".
- Вот мы и подумали, что, с другой стороны, тебе было бы неприятно
зарабатывать на фильме, исповедующем идею ниспровержения.
- Согласен. Однако пять миллионов - это... пять миллионов! - Так что я
должен ответить? Что ты отказываешься? - Погоди, погоди. Че-ерт, дай
подумать.
- Думай, думай.
Следует комичная сцена. Как полоумный, я расхаживаю по комнате
взад-вперед. Маурицио сидит себе молча и покуривает, разглядывая между
затяжками горящий кончик сигареты. А комизм состоит в том, что, сколько ни
взвешивай и ни оценивай все "за" и "против", я так и так не смогу ответить
отказом. Хотя вроде бы (и даже без "вроде") я должен ему отказать. Ведь я
вовсе не богат; кроме Фаусты и ребенка частично содержу еще мать, которой не
прожить на одну пенсию вдовы государственного служащего. А главное, если я
все-таки откажусь, то тем самым продемонстрирую, что в некотором смысле тоже
являюсь "возвышением", то есть способен не моргнув глазом сесть в лужу. А
если соглашусь, то лишний раз подтвержу, что был и остаюсь безвольным и
трусливым "ущемленцем". Короче, при любом раскладе, отказавшись, я только
выиграю. И все же, и все же... Голос того самого Рико, которому на роду
написано вечно пребывать "снизу" и которого не исцелит даже острый приступ
инстинкта самосохранения (впрочем, скорее именно ущемленная ярость инстинкта
самосохранения заставляет меня поступать а-ля настоящий "ущемленец": нет
ничего ущемленнее, чем страх показаться настоящим "ущемленцем"); так вот,
этот ненавистный голос неполноценного Рико смиренно произносит: - Ну хорошо.
Допустим, за этот сценарий мне заплатят очень-очень приличные деньги, как
это бывает с другими, но не со мной... тогда я и передам их группе.
Жду, что сейчас последуют слова благодарности, рукопожатия, излияния
пылких чувств. Заранее изображаю на лице застенчивую улыбку.
Ничуть не бывало. Маурицио всего лишь роняет: - И когда же ты думаешь
сделать взнос? Ловушка за ловушкой! Двойной капкан! Растерянно парирую: -
Как можно скорее. Сумма, заметь, солидная, в доме я таких денег не держу, да
и в банке тоже. Придется продать облигации.
Тройной капкан! Маурицио спрашивает неуловимо насмешливым тоном: - У
тебя есть облигации? Чувствую, что краснею: в очередной раз сам себя уложил