"Альберто Моравиа. Я и Он " - читать интересную книгу автора

как, например, о том, что я не буржуй - И тем не менее ты буржуй.
- Да нет же, Маурицио, клянусь тебе.
- А что это тебя так коробит? - Меня коробит все, что не соответствует
истине.
- То, что тебя это коробит, как раз доказывает, что ты буржуй.
- С чего ты взял? - С того, что настоящий буржуй не переносит, когда
его называют буржуем.
- Возможно. Только я не чувствую себя буржуем. Почему я должен говорить
то, чего не чувствую? - Хорошо, тогда скажи, кто ты по-твоему.
- Я интеллигент.
И снова, сам не пойму отчего, я жду, что Маурицио рассмеется мне в
лицо. Но нет, Маурицио и на сей раз не смеется. Он принадлежит к тому
невозмутимому поколению, которое придает значение не самим идеям, но их
способности автоматически помещать тех, кто их исповедует, "сверху", а тех,
кто им препятствует, - "снизу". Сдержанно он отвечает: - Интеллигент?
Вот-от. Значит, буржуй.
- Интеллигент не значит буржуй.
- Интеллигент - значит, буржуй.
- Нет, не значит.
- Значит, Рико, значит.
- Если интеллигент значит буржуй, то ты буржуй в квадрате: как выходец
из буржуазной среды и как интеллигент.
Я так доволен своим ходом, что, напыжившись, несколько мгновений сижу
не дыша, пораженный собственной смелостью. Однако все кончается ничем,
потому что Маурицио отвечает совершенно спокойно, с налетом любопытства и
скрытой уверенности, настолько скрытой, что ей даже неловко обнаружить
себя: - Верно, я из буржуазной среды и по праву могу считать себя
интеллигентом. Но я не буржуй и не интеллигент, потому что я революционер.
- Да на каком основании? Только потому, что вместе со своими
сокурсниками создал так называемую группу и разглагольствуешь с ними о
политике? Говорю писклявым, срывающимся голосом. Чувствую, что по уши увяз в
трясине, и пытаюсь сам себя вытащить за волосы. Маурицио отвечает: - Нет,
Рико, революционер - это просто-напросто тот, кто сумел перековаться.
- Перековаться во что? - В революционера.
- Значит, ты и другие члены группы сумели перековаться? - Да О, как
много мне хочется сказать! Например, что "возвышенец" никогда не
перековывается, да ему это и не нужно вовсе: он всего лишь переходит от
одного состояния возвышенности к другому. Что и словечко-то это -
"перековаться" - вполне под стать другому такому же - "буржуй": удобное
оружие, если пользоваться им со знанием дела и в нужный момент. Да и мало ли
что еще! Но что бы я ни говорил, все равно останусь безнадежным "униженцем",
будь я хоть семи пядей во лбу. Впрочем, известно, что ум и унижение вечно
ходят парой. Все кончается тем, что я говорю именно то, чего как раз
говорить не должен: - Откуда ты знаешь, может, я тоже перековался в
революционера? - Судя по твоему сценарию - нет.
- Интересно, какой же у меня сценарий? - Контрреволюционный.
- Что же в нем контрреволюционного? - Все.
- Ах вот как. Слишком громко сказано, это еще нужно доказать.
- Ну, возьмем, к примеру, то, что Родольфо и Изабелла отказываются
прикончить мошенника-антиквара.