"Альберто Моравиа. Я и Он " - читать интересную книгу автора

Она шарит в кармане халата, достает связку ключей и отпирает дверь: -
Твой кабинет для меня - святое место. Смотри, здесь все осталось, как в день
твоего ухода. Вплоть до последней мелочи.
Как всякое низменное, ущербное создание, Фауста благоговеет перед
культурой. Более того, перед "моей" культурой. Ей, бедняжке, и в голову не
приходит, что именно "моя" культура делает меня ущербным. Еще бы, ведь
существует культура раскрепощенных, полноценных людей и культура ущербных,
неполноценных. "Моя" культура явно относится ко второму разряду.
Тем временем Фауста открыла дверь, и мы входим. Не видно ни зги. В
потемках она подходит к окну и, тяжело переводя дыхание, поднимает
соломенную шторку. Комната заполняется светом. К сожалению, Фауста сказала
правду: все осталось в точности так, как в день моего ухода. Кажется, будто
сунул нос в кабинет давно почившего классика, чей дом, как водится,
превращен в музей, а посетители с благоговением осматривают его, сняв
головные уборы. И все бы хорошо, да только есть тут одна существенная
разница: классики, чьи дома превращены в музеи, в большинстве своем
настоящие, незаурядные писатели; иными словами, при жизни они были мастерами
чистейшей воды, а их произведения - незамутненными зерцалами мастерства
своих творцов. Я же - не более чем бесталанный подмастерье, и мой кабинет
являет собой наглядный пример музей посредственности, приблизительности,
доморощенности, неуверенности, тяпляповости, понаслышанности.
Я сознаю это столь ясно, что какое-то время озираюсь по сторонам,
словно в надежде быть опровергнутым книжными полками, занимающими от пола до
потолка три из четырех стен комнаты. Увы! Они лишь неоспоримо подтверждают
то, что я уже знаю. Книжные полки - воистину зерцала моей законченной
серости, иными словами, той самой культуры, которой Фауста, еще большая
серость, так восторгается. К несчастью, мои книжные полки говорят, точнее,
даже вопиют, взывают ко мне: "Это мы". В нижних рядах сложены по порядку
папки с киносценариями - свидетельства многолетней низкопробной поденщины,
поставляемой для индустрии культуры. Повыше выстроились книги, которыми ты
прямо или косвенно пользовался для кропания своих опусов, то есть либо прямо
брал книги серьезные и не очень и перекраивал их в сценарии, в зависимости
от приливов и отливов рынка и сроков кинопроизводства; либо косвенно
употреблял все остальные прочитанные тобою книги для пополнения, как
говорится, твоего культурного багажа (правда, коль скоро этот культурный
багаж был нужен тебе лишь затем, чтобы выпекать сценарии, то и читал ты в
конечном счете с единственной целью - повыше "котироваться" в глазах
очередного продюсера). Ну вот, к примеру: рядом с нашумевшим романом, по
которому ты действительно написал сценарий, стоит полное собрание Пруста;
однако, если хорошенько присмотреться, станет ясно: чтение Пруста
понадобилось тебе исключительно для того, чтобы в один прекрасный день
заметить твоему соавтору: "Помнишь, как это у Пруста? Отлично, тогда ты
легко поймешь меня, если я скажу, что в отношениях между Марио и Джованной
мы должны обозначить сюжетную линию Свана и Одетты". Или вот еще: романы
Кафки, читанные и перечитанные взахлеб, однако впоследствии, в схожих
ситуациях, сгодившиеся для реплик примерно такого рода: "Кафкианскими - вот
какими должны быть помещения полиции". Что и говорить, человек ты
образованный, быть может, самый образованный из нынешних сценаристов; только
культура нужна тебе для того, чтобы такие, как Протти, твой теперешний
продюсер, глубокомысленно заключали, когда ты находишься в их "свите": "А