"Томас Мор. Эпиграммы" - читать интересную книгу автора

в превосходном изобилии можно найти в этих моровских эпиграммах, в
особенности в тех, которые он написал сам: ведь в прочих, переведенных с
греческого, заслуга их изобретения достается древним. Однако он также
достоин не менее высокой хвалы, чем пишущий, должным образом переводя с
чужого языка: труд переводящего часто поистине велик, ибо тот, кто пишет,
свободен и вольно предается сочинению; тот же, кто переводит, принужден то и
дело иметь в виду другое, - а именно то, что он избрал для перевода. Ведь
как часто бывает, что в этом случае гораздо более тяжко трудится ум, чем
тогда, когда он создает что-либо собственное. И в том и в этом Мор поистине
удивителен: ведь он в высшей степени изысканно сочиняет и счастливейшим
образом переводит. Как прекрасно струятся его стихи! Как все в нем
непринужденно! Как все это легко! Он ничуть не тяжел, нисколько не
шероховат, совсем не темен. Он ясен, певуч, он истый латинянин. Далее, он
так умеряет все какой-то необычайно приятной жизнерадостностью, что я
никогда не видел ничего привлекательней. Можно подумать, что Музы вдохнули в
него все, что касается шуток, изящества, тонкого вкуса. Как изысканно
подшучивает он над Сабином, считающим чужими своих собственных детей! Как
остроумно высмеивает он Лала, который так тщеславно жаждал казаться галлом!
Однако его остроты отнюдь не язвительны, но доброжелательны, милы,
дружелюбны и скорее какие угодно, но только не исполнены горечи. Конечно, он
шутит, но везде без злословия; он осмеивает, но без оскорбления. (Точно
так же, как Сир у Теренция {2}, остроумно восхваляя Демею, говорит: "Ты
столь велик и не что иное, как сама мудрость", так и о Море можно сказать,
что он столь велик и не что иное, как сама шутка {3}.)
Теперь-то среди эпиграмматистов Италия прежде всего восхищается
Понтаном {4} и Маруллом {5}, но пусть я погибну, если в нем не столько же
естественности, а пользы больше. Пожалуй, исключением будет лишь тот, кто
решит, что для него нет большей радости, когда Марулл славословит свою Неэру
{6} и многократно, являя некоего Гераклита {7}, говорит туманно {8} или
когда Ио. Понтан передает нам непристойности древних эпиграмматистов,
рассудочнее которых нет ничего, как нет ничего более недостойного для чтения
порядочного человека, - я уже не говорю - христианина. Конечно, их большим
желанием было подражать античности. Чтобы не осквернить ее, они так
воздерживались от всего христианского, как некогда Помпоний Лет {9}, человек
благоговейно римский, избегал греческого, чтобы не осквернить непорочность
языка римлян. Впрочем, как эти шутки Мора являют талант и блистательную
эрудицию, так несомненно строгое суждение, которое он высказывает о
государственном устройстве, с необычайной полнотой засверкает в "Утопии". Об
этом я упомяну мимоходом, так как достовернейший в своей учености Будей
{10}, сей несравненный глава наилучшей просвещенности и замечательное, более
того, единственное украшение Галлии, как и подобало, превознес ее хвалой в
превосходном предисловии.
Этот род сочинений имеет такие принципы, которых не найти ни у Платона,
ни у Аристотеля или даже в "Пандектах" вашего Юстиниана. И поучает он,
пожалуй, менее философски, чем они, но зато более христиански. Однако
(послушай ради Муз милую историю), когда недавно в некоем собрании
нескольких суровых мужей была упомянута "Утопия" и я почтил ее хвалами,
некий тучный муж возразил, что не следует быть более признательным Мору, чем
какому-нибудь писцу-актуарию, который в заседании лишь записывает мысли
других, присутствуя при сем (как говорят) на манер безгласной стражи; не