"Томас Мор. Утопия" - читать интересную книгу автора

свидетельницей моей искренности, а потому, что его доблесть и ученость стоят
выше всякой моей оценки; затем повсеместная слава и известность его
настолько исключают необходимость хвалить его, что, поступая так, я, по
пословице, стал бы освещать солнце лампой.
Согласно предварительному условию, в Бругге встретились с нами
представители государя, все выдающиеся мужи. Среди них первенствовал и был
главою губернатор Бругге, а устами и сердцем посольства был Георгий
Темзиций, настоятель собора в Касселе, красноречивый не только в силу
искусства, но и от природы. К тому же он был превосходным знатоком права и
выдающимся мастером в ведении переговоров благодаря своему уму, равно как и
постоянному опыту. После нескольких встреч мы не пришли к полному согласию
по некоторым пунктам, и потому они, простившись с нами, поехали на несколько
дней в Брюссель, чтобы узнать волю их государя. А я на это время, по
требованию обстоятельств, отправился в Автверпен.
Во время пребывания там наиболее приятным из всех моих посетителей был
Петр Эгидий, уроженец Антверпена, человек, пользующийся среди сограждан
большим доверием и почетом и достойный еще большего. Неизвестно, что стоит
выше в этом юноше - его ученость или нравственность, так как он и прекрасный
человек и высокообразованный. К тому же он мил со всеми, а к друзьям
особенно благожелателен, любит их, верен им, относится к ним так сердечно,
что вряд ли найдешь где другого человека, которого можно было бы сравнить с
ним в отношении дружбы. Он на редкость скромен, более всех других ему чужда
напыщенность; ни в ком простодушие не связано в такой мере с благоразумием.
Речь его весьма изящна и безобидно-остроумна. Поэтому приятнейшее общение с
ним и его в высокой степени сладостная беседа в значительной мере облегчили
мне тоску по родине и домашнему очагу, по жене и детям, к свиданию с
которыми я стремился с большой тревогой, так как тогда уже более четырех ме-
сяцев отсутствовал из дому.
Однажды я был на богослужении в храме девы Марии, который является и
красивейшим зданием, и всегда переполнен народом. По окончании обедни я
собирался вернуться в гостиницу, как вдруг случайно вижу Петра говорящим с
иностранцем, близким по летам к старости, с опаленным от зноя лицом,
отпущенной бородой, с плащом, небрежно свесившимся с плеча; по наружности и
одежде он показался мне моряком. Заметив меня, Петр тотчас подходит и
здоровается. Я хотел ответить ему, но он отводит меня несколько в сторону и
спрашивает:
- Видишь ты этого человека? - Одновременно он показывает на того, кого
я видел говорившим с ним.- Я собирался,-добавил он,-прямо отсюда вести его к
тебе.
- Его приход был бы мне очень приятен,- ответил я,ради тебя.
- Нет,- возразил Петр,- ради тебя, если бы ты знал этого человека. Нет
ведь теперь никого на свете, кто мог бы рассказать столько историй о
неведомых людях и землях, а я знаю, что ты большой охотник послушать это.
- Значит,- говорю,- я сделал неплохую догадку. Именно, сразу, с первого
взгляда, я заметил, что это - моряк.
- И все-таки,- возразил Петр,- ты был очень далек от истины. Правда, он
плавал по морю, но не как Палинур, а как Улисс, вернее - как Платон. Ведь
этот Рафаил - таково его имя, а фамилия Гитлодей - не лишен знания латыни, а
греческий он знает превосходно. Он потому усерднее занимался этим языком,
чем римским, что всецело посвятил себя философии, а в области этой науки,