"Ги де Мопассан. Пьер и Жан" - читать интересную книгу автора

Не ошибся ли он? Ведь он сам хорошо знал, какие у него бывают сумасб-
родные и безрассудные мысли! Ну конечно же, он ошибается! Он нагромоздил
улики, как в обвинительном акте против невиновного, которого всегда так
легко осудить, если хочется верить в его виновность. Надо выспаться,
тогда утром все покажется другим. И он вернулся домой, лег в постель и
усилием воли заставил себя заснуть.


V

Пьер только на час или два забылся тревожным сном. Проснувшись в по-
лумраке теплой, уединенной комнаты, он, еще прежде чем в нем пробудилось
сознание, почувствовал ту мучительную тяжесть, ту подавленность, какую
оставляет в нас горе, с которым мы заснули. Несчастье, только задевшее
нас накануне, как будто проникает во время сна в самую нашу плоть и то-
мит, изнуряет ее, точно лихорадка. Ему сразу вспомнилось все, и он сел в
кровати.
Медленно, одно за другим, стал он перебирать все те рассуждения, ко-
торые терзали его сердце под вопли сирен на молу. Чем больше он размыш-
лял, тем меньше оставалось сомнений. Собственная логика, подобно руке,
которая тянет за собой и душит, неумолимо влекла его к жестокой истине.
Ему было жарко, во рту пересохло, сердце колотилось. Он поднялся,
чтобы растворить окно и вдохнуть свежий воздух, и тут из-за стены до не-
го донесся негромкий храп.
В соседней комнате Жан спокойно спал и тихонько похрапывал. Он спал!
Он ничего не предчувствовал, ни о чем не догадывался! Человек, который
был другом их матери, оставил ему все свое состояние. И он взял деньги,
находя это справедливым и в порядке вещей.
Он спал, обеспеченный и довольный, не зная, что рядом его брат зады-
хается от муки, от отчаяния. И в Пьере закипал гнев на безмятежно и
сладко похрапывающего брата.
Еще вчера Пьер мог постучать в его дверь, войти и, сев у постели,
сказать брату, едва очнувшемуся от сна:
"Жан, ты не должен принимать наследства; оно может бросить тень на
нашу мать и обесчестить ее".
Но сегодня он уже не мог так поступить, не мог сказать Жану, что не
считает его сыном их отца. Теперь надо было таить, хоронить в себе обна-
руженный им позор, прятать от всех замеченное пятно, чтобы никто не уз-
нал о нем, даже и брат - в особенности брат.
Теперь его уже не тревожила суетная забота о том, что скажут "люди.
Пусть хоть все на свете обвиняют его мать, лишь бы он был убежден в ее
невиновности, один он. Как теперь жить рядом с ней изо дня в день и ду-
мать, глядя на нее, что она зачала брата в объятьях чужого человека?
Но она была так спокойна и невозмутима, так уверена в себе! Возможно
ли, чтобы женщина, подобная его матери, чистая сердцем и прямодушная,
могла пасть, увлеченная страстью, а впоследствии ничем не выдать своего
раскаяния, укоров нечистой совести?
Ах, раскаяние, раскаяние! Когда-то, в первое время, оно, должно быть,
жестоко терзало ее, но потом это прошло, как все проходит. Конечно, она
оплакивала свое падение, но мало-помалу почти забыла о нем. Не обладают