"Ги де Мопассан. У смертного одра" - читать интересную книгу автора

Ги де Мопассан

У смертного одра

Он медленно угасал, как угасают чахоточные. Я видел его ежедневно,
когда он около двух часов дня выходил посидеть у спокойного моря на скамье
возле гостиницы. Некоторое время он сидел неподвижно под жгучим солнцем,
устремив печальный взгляд на лазурные воды. Иногда он обращал взор к высокой
горе с туманными вершинами, которая замыкает собою Ментону, потом медленным
движением скрещивал длинные, костлявые ноги, вокруг которых болтались
суконные брюки, и раскрывал книгу, всегда одну и ту же.
И больше уж он не шевелился: он читал, читал глазами и мыслью;
казалось, читает все его умирающее тело; как будто вся душа его погружалась
в эту книгу, тонула, исчезала в ней, пока посвежевший воздух не вызывал у
него легкого кашля. Тогда он вставал и уходил домой.
Это был высокий немец с белокурой бородой; он завтракал и обедал у себя
в номере и ни с кем не разговаривал.
Меня влекло к нему смутное любопытство. Однажды я сел рядом, взяв для
видимости томик стихотворений Мюссе[1]. Я стал просматривать Роллу[2].
Вдруг сосед обратился ко мне на хорошем французском языке:
- Вы знаете немецкий, сударь?
- Совсем, сударь, не знаю.
- Очень жаль. Раз уж случай свел нас, я показал бы вам нечто
несравненное: познакомил бы вас вот с этой книгой, которая у меня в руках.
- А что это такое?
- Это сочинение моего учителя Шопенгауэра[3], с его собственноручными
пометками. Все поля, как видите, испещрены его почерком.
Я благоговейно взял книгу и стал разглядывать непонятные мне слова, в
которых запечатлелась бессмертная мысль величайшего в мире разрушителя
человеческих грез.
И в голове у меня зазвучали стихи Мюссе:

Ты счастлив ли, Вольтер? Язвительной улыбкой
Кривятся ли в гробу иссохшие уста?[4]

И я невольно сравнил невинный сарказм, благонамеренный сарказм Вольтера
с несокрушимой иронией немецкого философа, влияние которого отныне
неизгладимо.
Пусть возражают и негодуют, пусть возмущаются или приходят в восторг, -
Шопенгауэр навеки заклеймил человечество печатью своего презрения и
разочарования.
Разуверившись в радостях жизни, он ниспровергнул верования, чаяния,
поэзию, мечты, подорвал стремления, разрушил наивную доверчивость, убил
любовь, низринул идеальный культ женщины, развеял сладостные заблуждения
сердца - осуществил величайшую, небывалую разоблачительную работу. Во все
проник он своей насмешкой и все опустошил. И теперь даже те, кто ненавидит
его, носят в себе, помимо воли, частицы его мысли.
- Значит, вы близко знали Шопенгауэра? - спросил я.
Он грустно улыбнулся:
- Я был с ним до последнего его часа, сударь.