"Ги де Мопассан. У смертного одра" - читать интересную книгу автора

И он стал рассказывать о своем учителе и о том почти сверхъестественном
впечатлении, которое производил на всех окружающих этот необыкновенный
человек.
Он вспомнил встречу старого разрушителя с одним французским
политическим деятелем, доктринером-республиканцем, который пожелал
повидаться с ним и нашел его в шумной пивной. Шопенгауэр, сухой и
сморщенный, сидел среди учеников и смеялся своим незабываемым смехом,
вгрызаясь в идеи и верования и одним своим словом разрывая их в клочья,
подобно тому, как собака, играя тряпками, вмиг разрывает их зубами.
Больной привел мне слова француза, который, расставшись с философом, в
смятении и ужасе сказал: "Мне кажется, что я провел час с самим дьяволом".
Мой собеседник добавил:
- И правда, сударь, у него была страшная улыбка; она напугала нас даже
после его смерти. Это почти никому не известная история; могу вам ее
рассказать, если хотите.

И он начал усталым голосом, который прерывали время от времени жестокие
приступы кашля:
- Шопенгауэр только что скончался, было решено дежурить около него,
сменяясь по двое, до самого утра.
Он лежал в большой, пустой, очень скромной и темноватой комнате. На
ночном столике горели две свечи.
Я с товарищем начал дежурство в полночь. Двое других, которых мы
сменили, вышли из комнаты, и мы сели у смертного одра.
Лицо его не изменилось. Оно смеялось. Столь знакомая нам складка
бороздила уголки рта, и у нас было такое чувство, что вот-вот он откроет
глаза, зашевелится, заговорит. Его мысль, или, вернее, его мысли, казалось,
окутывали нас: мы ощущали себя более чем когда-либо в атмосфере его гения,
чувствовали себя плененными, захваченными им. Теперь, когда он умер, его
власть казалась нам еще более могущественной. К величию этого несравненного
ума ныне примешивалась тайна.
Плоть таких людей исчезает, но сами они продолжают жить, и в первую
ночь после кончины, уверяю вас, они бывают страшны.
Мы вполголоса говорили о нем, вспоминали его слова, его изречения, эти
поразительные максимы, которые подобны лучам, брошенным во мрак Неведомого.
- Мне кажется, он сейчас заговорит, - сказал мой товарищ.
И мы тревожно, чуть ли не со страхом, всматривались в неподвижное и
смеющееся лицо.
Чем дальше, тем все более становилось нам не по себе: мы чувствовали
стеснение в груди, дурноту.
Я прошептал:
- Не знаю, что со мною, но, право, мне нехорошо.
Мы заметили, что от трупа исходит запах.
Тогда товарищ предложил перейти в соседнюю комнату, а дверь оставить
открытой; я согласился.
Я взял с ночного столика одну из свечей, оставив вторую на месте; мы
ушли в самую глубь соседней комнаты и сели так, чтобы видеть освещенную
кровать и покойника.
Но он по-прежнему тяготел над нами: его невещественная сущность,
отделившаяся, свободная, всемогущая и властная, словно реяла вокруг нас. А