"Уорд Мур. Дарю вам праздник" - читать интересную книгу автора

позволить себе блажь трястись в дорогом, сложном, требующем специально
обученного водителя минибиле по рытвинам и колдобинам наших дорог. Лишь
отчаянный сумасброд решился бы сменить залитые гудроном улицы Нью-Йорка,
или его ближайшего соседа, Бруклина, в котором твердые резиновые покрышки
минибиля могли, на худой конец, ехать по рельсам конки либо каблокара
(*10), на топкие, разъезженные грунтовки; а иных магистралей севернее
Харлем-ривер (*11) не было.
Буде такое случалось, из-за сумасшедшей болтанки и тряски в сложном
механизме неизбежно ломалась или отлетала какая-нибудь деликатная деталь.
И тогда единственным, от кого можно было ожидать помощи - если только
авария не происходила где-нибудь возле телеграфа; тут лихач сразу вызывал
из города помощь - оказывался ближайший кузнец. Кузнецы, как правило, худо
разбирались в том, как и почему ездят минибили, но, положив перед собою
сломанную деталь, могли, если машина пострадала не очень серьезно,
сварганить сносную замену и поставить ее на место. Время, потраченное на
эту операцию, сельские гефесты предпочли бы провести, подковывая лошадей,
готовя полевой инвентарь к весне или просто пожевывая с отсутствующим
видом травинку - и потому они вознаграждали себя, выставляя непомерный
счет, чуть ли не двадцать пять, а то и все тридцать центов за каждый час
работы; и перекладывали, таким образом, все тяготы своей сельской бедности
и независимости на плечи бессмысленно богатого и великолепно беспомощного
городского вояжера.
Эта блестящая возможность выпала, как я уже сказал, моему отцу осенью
1933 года; мне тогда было двенадцать. Водитель добрался до кузни, оставив
донельзя раздраженного владельца минибиля одного в закрытой пассажирской
кабине - как на необитаемом острове. Отец, с одинаковой сноровкой способен
был починить и часы, и грабли; беглый осмотр минибиля убедил его, что
единственный выход - это перетащить машину прямо к кузнечному горну, тогда
можно будет нагреть и выправить пострадавшую деталь, отсоединить которую
ни у кого не получалось. И водитель, и владелец, и отец не раз повторяли,
как эта деталь называется, но всю свою жизнь я был настолько туп в
подобных "практических" делах, что уже через десять минут не мог вспомнить
названия; и уж подавно не могу через тридцать лет.
- Ходж, беги за кобылой и скачи к Джонсам. Да не седлай, езжай так.
Попроси мистера Джонса одолжить мне его упряжку.
- Я дам мальчишке двадцатипятицентовик, если он вернется с упряжкой
через двадцать минут, - добавил владелец минибиля, высунувшись из окна.
Не скажу, что я помчался, как ветер, поскольку занятие, которому я
посвятил жизнь, внушило мне отвращение к преувеличениям и гиперболам; но я
действительно шевелился быстрее, чем когда-либо прежде.
Двадцатипятицентовик - круглый, сверкающий, серебряный! Мальчишка,
которому подвернулась случайная работа, должен вкалывать целый день, чтобы
получить столько! Взрослый зарабатывает столько не меньше, чем за полдня -
если он, конечно, не на контракте и не работает сверхурочно. И это - мне!
И это я смогу истратить его, как захочу!
Всю дорогу до конюшни я бежал. Вывел Бесси за повод, вскочил на ее
широкую спину - а буйный поток грез с каждой секундой захватывал меня
сильнее и сильнее. Со столь счастливо обретенной денежкой я мог бы,
наверное, уговорить отца взять меня с собой в Поукипси, когда он поедет
туда в следующий раз. В тамошних магазинах я мог бы отыскать несколько