"Уорд Мур. Дарю вам праздник" - читать интересную книгу автора

должен сказать! - и подою двух коровенок.
Долгий моцион и горячая еда сняли возбуждение и заснул я мгновенно, а
проснулся, когда солнце стояло уже высоко. Утор, как и накануне, было
теплым и ярким; вскоре убогие деревеньки и бьющиеся в нескончаемой агонии
фермы по сторонам почтового тракта сменились каменными и кирпичными
стенами богатых поместий. По временам в просветах между старыми,
ухоженными деревьями виднелись великолепные особняки, то ли построенные
лет сто назад, то ли так, чтобы походить на постройки той благодатной
эпохи. Я не мог не разделять всеобщей неприязни к богатым вигам, владевшим
всем этим; богатство их, резко выделяясь на фоне повальной нищеты,
источником своим имело совершенно колониальную эксплуатацию Соединенных
Штатов - но не мог я и не восхищаться красотой окружающих мест.
Дорога здесь тоже сделалась более оживленной; стали попадаться другие
путники, множество фургонов, раз или два - экипажи, иногда - бродячие
торговцы, то и дело - леди и джентльмены на великолепных лошадях. Здесь я
впервые увидел женщин, сидящих в седле по-мужски - манера возмутительная с
точки зрения чувствительных жителей Уоппингер-Фоллз, до сих пор осуждавших
заимствованную через англичан из Китайской Империи моду на брюки у женщин.
Твердо зная, что и у женщин тоже две ноги, я находил оба обычая вполне
здравыми.
Почтовый тракт, однако, был предоставлен в мое исключительное
пользование на протяжении нескольких миль между двумя поворотами, когда
из-за каменной стены слева донеслись какие-то суматошные звуки. Потом я
услышал гневный вопль и пронзительные неразборчивые выкрики. Я
остановился, непроизвольно переложив свой узелок в левую руку, как если бы
хотел высвободить правую для обороны - хотя от кого, я понятия не имел.
А крики всё приближались. Наконец мальчишка примерно моего возраста,
совершенно ошалевший, перемахнул через стену, сбив с ее гребня несколько
замшелых камней; камни скатились в канаву. Он увидел меня и в испуге
остолбенел на краю дороги, совсем уже не понимая, куда бежать.
Он был босой; рубаху ему заменял джутовый мешок с прорезями для рук,
полотняные штаны висели лохмотьями. Лицо у него было посмуглее, чем у меня
хоть после целого лета работы в поле под палящим солнцем.
Решившись наконец, он рванул поперек дороги, высоко вскидывая пятки и
настороженно озираясь. Великолепный рыжий жеребец взлетел над стеной в
головокружительно высоком прыжке, и всадник взревел:
- Вот ты где, черная погань!
Подняв хлыст, плотно сжав губы и яростно вытаращив глаза, он поскакал
прямо на беглеца. Несчастный уворачивался и метался из стороны в сторону,
ничуть не сомневаясь - как не сомневался в том и я, - что всадник хочет
его затоптать. Он промчался мимо меня так близко, что я отчетливо услышал
его хриплое дыхание.
Всадник тоже развернулся, стремительно обогнув меня, будто я был
столбом у дальнего поворота ипподромной дорожки. Непроизвольно я выбросил
руку, чтобы ухватиться за поводья и остановить несущуюся на меня громаду.
Мои пальцы и впрямь коснулись повода и даже стиснули его на какую-то долю
секунды; потом разжались.
И вновь я остался на дороге один - и преследуемый, и преследователь
сноровисто махнули назад за ограду. Весь этот ужас не длился и двух минут;
я напрягал слух, но крики удалялись. Опять наступила тишина. Белка, игриво