"Майкл Муркок. Город в осенних звездах" - читать интересную книгу автора

я выказывал нетерпение и снисходительное самодовольство, а всякого
встречного высшего чина-военного офицера, важного провинциального коммунара
и прочая-приветствовал с подобострастием и смиренным почтением, чем вызывал
к себе тут же презрительное с их стороны отношение, каковое мне было лишь
на руку: никто не станет приглядываться к тому, чего он не боится или чем
не восторгается.
Так я и ехал по Франции.
Ночевал я обычно на постоялых дворах, по возможности отдаленных от
городков и местечек, где подложные мои документы не вызывали ни малейшего
подозрения и где я мог требовать все, что мне нужно, у людей, которые
заливались смущенным румянцем, услышав мои обвиняющее брюзжание:
"Роялисты!", у которых при том тряслись руки и которые лезли из кожи вон,
чтобы мне услужить.
Назывался я "гражданином Дидо" и уведомлял только, что еду по делу
Чрезвычайной Важности и Секретности,-вполне достаточно для того, чтобы
произвести на людей впечатление, не выдавая при этом никакой лишней о себе
информации. Если случалось делить мне столик в трактире со святым отцом, я
просто сидел и дулся, с каким-нибудь лейтенантиком вел себя запанибрата,
чем вызывал его к себе неприязнь. Капитану же, о чем, вероятно, излишне и
упоминать, выказывал я самое что ни на есть подобострастное восхищение.
Зимою плохие наши дороги становятся буквально непроходимыми, вот почему
продвигался я медленно. Утешало меня только кажущееся отсутствие погони.
Быть может, Франции, занятой внешними войнами и страшащейся вторжения, и
вообще не было дела до какого-то предателя-саксонца. Теперь я уже глубоко
сожалел о том, что в те первые дни, опьяненный восторженным упоением,
принял французское гражданство. В каждой стране, как известно, есть тайные
агенты революции, содействующие осуществлению провозглашенных во
всеуслышание устремлений Клутса принести странам Европы свободу в облике
победоносной французской армии, которая освободит всех и вся от цепей.
Сам Клутс был потом гильотинирован вместе с другими
радикалами-эбертистами, но его замыслам относительно интернационального
освобождения предстояло еще подвигнуть французскую Империю свершить насилие
над Европой. (Так идеалист одного поколения снабдил весьма полезной
риторикой алчного прагматика поколения следующего.) Я совсем не хочу
сказать, что по пути в Швейцарию я предвидел последующее возвышение
Наполеона; но способность семейства нашего к ясновидению небезызвестна в
Германии, а тогдашнего моего мрачного настроения было вполне достаточно для
того, чтобы придать пророчествам моим определенную точность.
Я уже приближался к швейцарской границе. Деревни здесь были редки,
постоялые дворы-и того реже.
Чуть не доезжая до Сент-Круа, я нашел наконец приют в каком-то вонючем
хлеву,-приспособленном под гостиницу,-на раскладной койке. Сквозь щели в
полу обозревал я беспокойное шевеление и слушал шумные излияния трех
худосочных коров, моей собственной клячи, двух тягловых кобылок, поросенка,
равно как и возню молодого конюха с некою дамой неопределенного возраста,
которая не слезала с бедного парня полночи и все стенала, похрюкивая от
удовольствия, в то время как партнер ее громко стонал. Вскоре я перестал
уже разбирать: то ли они там визжат вдвоем, то ли к дуэту их присоединился
и поросенок тоже.
Зловоние, поднимавшееся из хлева от всех этих зверюг, было просто