"Рита Мональди, Франческо Сорти. Imprimatur: В печать " - читать интересную книгу автора

чудесному зданию из звуков непринужденно и непредсказуемо, с какими-то все
крепнущими красотой и отвагой. Так что последняя из них представляла собой
вызов слуху, отличающийся особенной нежностью и сравнимый с тем, который
рыцари бросают друг другу, когда дело идет об их чести. С опаской и чуть ли
не боязливо добравшись до низких нот, финальное арпеджио совершало резкий
подъем, а затем и прыжок к самым высоким нотам, превращая свое изломанное и
робкое продвижение в поток чистейшей красоты, в который бросало охапки
созвучий, отпуская их на волю стремнины.
Канув в какой-то омут с колосящимися там загадочными и непознаваемыми
(а более всего недоступными выражению посредством человеческого языка)
темами, созвучия выныривали и против собственного желания наконец
успокаивались, сходя на нет перед конечным повторением первоначально
заданной темы.
Околдованный, я затих и замер до тех пор, пока не угас последний звук.
Девизе бросил взгляд в мою сторону.
- Как вы хорошо играете на лютне, - робея, произнес я.
- Прежде всего это не лютня, а гитара, - отвечал он. - И потом, тебя
ведь заинтересовала не манера исполнения, а сама музыка. То, как ты ее
слушал, подтверждает это. И ты прав: я особенно горжусь этим рондо.
И он принялся объяснять мне, как сочиняют рондо и чем это рондо
отличается от прочих.
- Ты выслушал рондо, сочиненное в стиле brise *[неровный, вразбивку
(фр.). Стиль, характерный для музыки XVII в., при котором ноты аккорда
берутся не одновременно, а арпеджио; оказал влияние на композиторов,
сочиняющих для клавесина, конца XVII - начала XVIII в], который на
итальянском называется кажется спецато. Он имитирует игру на лютне: звуки
аккордов звучат не одновременно, а вразбивку, арпеджио.
- Ах вот оно что, - только и мог я сказать.
По моей растерянной физиономии Девизе, видно, догадался, что я нуждаюсь
в дополнительном пояснении, и продолжил свой рассказ о рондо. Оказывается,
оно оттого было таким приятным на слух, что его рефрен строился по древним
канонам благозвучия, тогда как побочные темы представляли собой попытки
достичь гармонии, отличающиеся неожиданным характером, будто бы даже чуждым
устоявшимся музыкальным нормам. Достигнув вершины, рондо резко обрывалось.
Я спросил, как случилось, что он с такой легкостью владеет моим языком,
умолчав о довольно-таки заметном французском акценте.
- Я много странствовал, знал немало итальянцев, которых считаю лучшими
музыкантами в мире. Музыкальность заложена в них природой, они великолепные
исполнители. Увы, папа велел закрыть римский театр Тор ди Нона, находящийся
в двух шагах отсюда. А вот в Болонье в часовне Сан-Петронио можно послушать
прекрасных исполнителей и познакомиться со множеством новых произведений.
Наш великий композитор Жан-Батист Люлли, слава Версаля, - флорентиец. Более
всего я знаком с Венецией, музыка там в таком почете, как нигде в Италии.
Обожаю тамошние театры: Сан-Кассиано, Сан-Сальваторе, знаменитый театр
Кокомеро, где я присутствовал на чудном представлении до отъезда в Неаполь.
- Как долго рассчитываете вы пробыть в Риме?
- Увы, отныне это не имеет значения. Неизвестно, выйдем ли мы отсюда
живыми, - ответил он и принялся исполнять отрывок из чаконы Люлли.
Выйдя из кухни, где я после разговора с Девизе готовил завтрак, я нос к
носу столкнулся с Бреноцци, венецианским стекольщиком.