"Рита Мональди, Франческо Сорти. Imprimatur: В печать " - читать интересную книгу автора

- Лето еще в разгаре, стоит довольно-таки теплая погода. Будь это чума,
мы бы столкнулись с ее летней формой, вызванной повышенной температурой
воздуха, то есть она сопровождалась бы головной болью и горячкой. В этом
случае трупы чернеют и нагреваются, лимфатические узлы также чернеют и
быстро разлагаются. Но у данного трупа и в помине нет ганглиев, флегмон,
фурункулов или абсцессов - называй как хочешь, - ни под мышками, ни за
ушами, ни в паху. Температура тела не повышена, нет и излишней сухости. И
наконец, судя по тому, о чем поведали его спутники, он хорошо себя
чувствовал за несколько часов до смерти. Этого довольно, чтобы я исключил
заражение чумой.
- Значит, дело в чем-то ином? - продолжал допытываться Мелани.
- Повторяю. Следовало бы прибегнуть к вскрытию, ну, то есть вскрыть
тело и изучить его изнутри, как делают голландские медики. Это могло бы дать
нам картину молниеносного воздействия гнилостных очагов, которую не удается
обнаружить раньше, чем это приведет к непоправимым последствиям. Однако я не
заметил на трупе следов разложения, не почувствовал зловония, кроме того,
что характерно для смерти и возраста. Я мог бы предположить, что покойный
стал жертвой болезни Мазукко, или Модоро, как ее называют испанцы:
провоцируя появление флегмоны или абсцесса внутри черепа, она невидима и
неизбежно приводит к смерти. В самом начале своего развития болезнь
поддается лечению. Словом, знай я о чем-либо подобном заранее, я был бы в
состоянии спасти господина де Муре. Было бы достаточно открыть одну из двух
вен, расположенных под языком, подмешать в питье несколько капель
купоросного масла и наконец помазать живот и голову миррой. Однако
складывается впечатление, что у господина де Муре не было признаков
какой-либо болезни. Иначе...
- Что иначе? - все не отставал Мелани.
- От болезни Мазукко не распухает язык, - с выразительной миной на лице
заключил доктор. - Подобный симптом возможен при... чем-то, подобном
воздействию яда.
Яд. Кристофано отправился к себе, а все присутствующие молча воззрились
на труп. Тут я впервые увидел, как иезуит осенил себя крестным знамением.
Пеллегрино опять прорвало, и он принялся клясть судьбу-злодейку, одарившую
его ко всему прочему трупом, да еще, возможно, отравленного человека. Что
скажет по возвращении его жена?
Постояльцы тотчас пустились вспоминать знаменитые дела об отравлениях,
замелькали имена правителей прошлых времен, Карла Лысого, Лотаря, короля
франков и его сына Людовика, и имена тех, кто правил недавно, таких как
Борджиа, Валуа, Гизы, а также названия ядов - акватофана, кантарель.
Стыдливое содрогание охватило всех, ведь страх и яд неотделимы друг от
друга: вспомнили, что, прежде чем взойти на французский престол под именем
Генриха IV, Генрих Наваррский самолично спускался к Сене, дабы набрать воды
для питья, боясь пасть жертвой отравления. Дон Хуан Австрийский погиб,
натянув отравленные сапоги. Стилоне Приазо напомнил, что Екатерина Медичи
травила Жанну д'Альбре, мать Генриха Наваррского, с помощью перчаток и
надушенных воротников и пыталась еще раз проделать это, предложив сыну
Генриха IV роскошную книгу об охоте, чьи страницы были пропитаны смертельным
ядом, доставленным из Италии.
Кто-то заметил, что губительные составы часто готовились астрологами и
парфюмерами. Кто-то привел пример кардинала Лотарингского, отправленного на