"Алексей Молокин. Лабух " - читать интересную книгу автора

и чувствовать себя здесь в полной безопасности. Пока играет музыка. Правда,
есть еще право дуэли. Так что Густав сюда приехал явно не только за тем,
чтобы покрасоваться перед публикой.
- Ну что, лабаешь сегодня? Ты как, в форме? - К Лабуху подошел
маленький тощий парнишка, длинные серые волосы собраны в хвост и перехвачены
резинкой, заношенные джинсы в пыли, босые ступни оставляют на теплом
асфальте птичьи следы. Одно слово - Мышонок. На плече у Мышонка красовался
громадных размеров хоффнер-бас со скрипичным кузовом, заканчивающимся
стальным яблоком. Из дула не то штуцера, не то противотанкового ружья,
встроенного в бас, остро несло пороховой гарью. - А некоторые говорили, ты
завязал с музыкой! Выключил звук. Я так и подумал, что врут. В запой ушел -
это еще можно понять, а чтобы Лабух звук выключил - такого не бывает!
- Привет, Мышонок! - Лабух искренне обрадовался. Здорово, что Мышонок
тоже здесь. Они хорошо знали друг друга и часто играли и сражались вместе.
Давно, правда, в прошлой жизни, но прошлое, похоже, возвращалось. - Как
добрался?
- Да ничего, только вот на Гнилой Свалке хреновато пришлось. - Мышонок
покрутил босой пяткой, на асфальте образовалась круглая ямка. Музыкант с
удовлетворением посмотрел на дело ног своих. - Прыгаю я себе с кочки на
кочку, никого не обижаю, а тут, понимаешь, откуда ни возьмись, хряпы. Прут и
прут, патронов почти не осталось, спасибо металлисты с бережка огоньком
поддержали, вот оно и обошлось. Только кеды мои эти поганые твари сожрали.
Где я теперь такие кеды возьму, скажи на милость? Придется на кроссовки
переходить, а это, сам понимаешь, совсем не то.
Значит, Мышонок шел сюда через Гнилую Свалку. Ну что ж, Свалка,
конечно, не Старые Пути, но тоже не подарок. Хотя неизвестно, что больше "не
подарок": Свалка или Пути. Наверное, дорога - личное дело каждого. По Сеньке
шапка, по идущему - дорога. А Дайанка-то какова! Совсем обалдела со своими
глухарями, на спортивном "родстере" приехала. Дорога, похоже, расстелилась
перед ней что твое полотенце. Может быть, она и глухаря своего долбанного
сюда притащила? С нее станется! Она, помнится, рассказывала, что он не
совсем глухарь. Хотя разве так бывает? Либо ты глухарь, либо слышащий.
Третьего не дано.
- Лабух, тут Густав по твою душу, - Мышонок дернул его за рукав. -
Понтуется, баллон катит, говорит, что лучше бы ты не выползал из своей норы,
потому что сегодня он тебя наконец достанет.
Густав был эстом, попсярой, и крутым попсярой. А еще он был деловым.
Когда-то давно они вместе с Лабухом шлялись по подворотням. Там, под дешевый
портвейн и смачные анекдоты о славных блатняках Миньке и Гриньке учились
трогать гитару и женщину. Потом Густав и сам стал подворотником, распевал
песенки про дорогу дальнюю да тюрьму центральную, душевно так распевал. И
дрался от души, зверски дрался, не щадя ни противника, ни себя самого. И вот
подфартило, вывезла кривая, деловые его приметили. Смышлен был парнишка,
проворен и понятлив, да и спуску никому не давал, вот и выбился в пастухи.
Шмары и телки готовы были на все ради жесткого ежика светлых волос и пустых
прозрачных глаз своего пастуха. Поэтому и дела у него шли куда как хорошо. А
Густав продолжал петь. Он расширил свой репертуар от тюремной лирики до
попсовых шлягеров типа "Ай, яй, яй, девчонка, где взяла такие ножки!" и "Я
тебя имел на Занзибаре", обзавелся приличной боевой гитарой с подствольником
и выкидной финкой а заодно здоровенным черным джипом. Скоро из пастуха он