"Алексей Молокин. Лабух " - читать интересную книгу автора

обваренным ногам. Лабух осторожно обошел тупик и, все еще опасливо косясь на
бородавчатую, глумливую, всю в заклепках морду паровоза с красным петушиным
подбородником, выбрался наконец на открытое пространство.
Перед ним расстилался просторный, вкривь и вкось прорезанный рельсовыми
путями пустырь. На путях торчали товарные вагоны, рефрижераторы, одинокие
"пульманы", обрывки товарных и пассажирских составов. Мимо Лабуха бодро
пропыхтел маленький, почти игрушечный паровозик-кукушка. Из окошечка
высунулась чумазая харя и жизнерадостно спросила:
- Эй, земеля, как нам до магазина добраться?
- Прямо и налево, - ляпнул Лабух первое, что пришло в голову, - там
спросите.
Паровозик деловито пискнул и бодро прибавил хода.
А там, на самом краю пустыря, на отполированных тысячами и тысячами
колес рельсах, на расчищенных от хлама путях, освященных вечнозелеными
лампадами семафоров, совершалось мощное и ровное движение. Стык в стык,
электровоз к последнему вагону, без промежутков, перли и перли нескончаемые
составы. Бесконечные связки черных и желтых цистерн-сосисок сменялись
платформами с рулонами железного проката и поездами со строевым лесом, и
опять цистерны, цистерны, цистерны. Все это, гудя и громыхая,
целеустремленно катилось и катилось прочь из города. Туда было нельзя. Там
стояла сытая охрана в камуфляже с автоматами. Да и делать там было нечего.
Тяжелый низкий гул бил в ступни, от него зудели ладони и ныл затылок.
Лабух поморщился и пошел по гравию влево, туда, где, освещенные лучами
выглянувшего наконец солнца, вырисовывались аккуратные розовые арки старого
железнодорожного депо.
- Стой где стоишь, чувак, - голос сопровождался характерным звуком
взводимого боевого арбалета-скрипки. Одновременно раздались клацанье
винтовочных затворов и гул включаемого в боевой режим вибробаса.
- Нам от тебя ничего не надо, разве что деньжат бы немного, да их у
тебя все равно нет. Ну, гитарку возьмем, хорошая у тебя гитарка,
скорострельная, нам на бедность в самый раз будет. Мы бы тебя отпустили, да
ведь тебя отпустишь, а ты возьмешь, да и другим расскажешь, сколько тут на
старых путях добра всякого. А нам добро и самим сгодится. От последнего
перрона и до депо - наши земли. Так что прости-прощай, чувачок, и не
обижайся.
Клятые. Они выступили из-за старой электрички, уткнувшейся облупленной
зеленой мордой в заросший полынью полосатый шлагбаум. Кого тут только не
было. Курчавый черноволосый, смуглый цыган, со взведенной скрипкой в одной
руке и боевым фендер-басом в другой. Две пестрые, смуглые цыганки - карты
веером, острые кромки весело блестят на солнышке, мигнуть не успеешь, как
пиковый туз чиркнет по горлу. А вон там - матросик в тельняшке с маузером в
руке и гармонякой на пузяке. Эх, яблочко, морда красная... Солдаты в
обмотках с трехлинейками, солдаты в кирзачах с автоматами, кожаные чекисты,
вороны, птицы вещие...
А за их спинами возникали все новые и новые смутные фигуры. Все, кто
застрял на этих богом забытых старых путях, кому не стало дороги ни туда, ни
обратно. Обреченные вечно жить ими же загубленным прошлым, готовые убить
каждого, кто посягнет хоть на пылинку былого. Одно слово - клятые.
Лабух опустил боевую гитару. Невозможно победить клятых, их суть -
прошлое, а посему они только тени на поверхности настоящего. Вполне,