"Алексей Молокин. Лабух " - читать интересную книгу автора

смешного парня в изорванной куртке с дурацкой гитарой в руках. Лабух
медленно шел вдоль шеренг. Ему почему-то было неловко смотреть в лица
поющих, но он все-таки смотрел, потому что вдруг очень захотел понять, живые
это люди или призраки и, наконец, понял - живые. Песня звучала так же тихо и
мощно, когда он находился в самом центре хора, и продолжала звучать ровно и
внятно, когда Лабух спустился с перрона и, невольно приноравливаясь к
тяжелому ритму музыки, зашагал по заброшенным железнодорожным путям туда,
где по его расчетам должно было находиться депо. Постепенно песня отпустила
его, может сочтя недостойным своего грозного величия, а может быть, просто
сместилось вокзальное время, как бывает всегда, когда люди разъезжаются в
разные стороны. А скорее всего, просто не было в этом строю места для
Лабуха, вот и все.
Теперь боевой музыкант шел, обходя платформы, груженные внавал тяжелыми
ржавыми отливками, - наверное, это были заготовки для гаубичных стволов.
Кусты полыни достигали груди, желтые соцветия щедро пятнали джинсы и куртку,
пахло живой горечью и мертвым железом. Наконец заросли полыни кончились, и
Лабух выбрался на какую-то платформу. Бетонные плиты, грубо пристыкованые
друг к другу, образовывали неширокую полосу, начало и конец которой терялись
в промозглой железнодорожной мороси. У платформы стоял бесконечный состав,
состоящий из грязно-зеленых вагонов со слепыми, забранными решеткой окнами.
Справа доносились тяжелые и горестные вздохи паровоза, чьи-то голоса и
сдержанный собачий лай. Лабух подумал немного и пошел на звуки, полагая, что
там можно обойти этот странный поезд. Вагоны, откровенно говоря, ему совсем
не нравились. Что-то в них было обреченное, что ли. Скоро из тумана
выступили смутные силуэты людей. Сотня, а может быть, больше мужчин в.
одинаковых грязно-серых робах сидели в несколько рядов на корточках,
безвольно опустив головы. За их спинами переминались с ноги на ногу
охранники с собаками. У охранников на груди висели автоматические карабины.
Лабух невольно остановился. "Чего уставился, проходи!" - крикнули ему, и он
стал осторожно обходить эту жуткую компанию по самому краешку платформы,
опасливо косясь на ржаво-черные спины собак, за которыми маячили длинные
ряды стриженых затылков, одинаково беззащитно просвечивающих белесой кожей
сквозь темную, рыжую, русую щетину. Наконец показалась лоснящаяся,
истекающая паром туша паровоза, внутри которой что-то болезненно и
напряженно гудело. Лабух добрался до края платформы, спрыгнул на мокрый
гравий и торопливо пошел прочь, перешагивая через блестящие, хорошо
наезженные рельсы. Это даже не "поезд в ад", это поезд в "нет", думал Он,
зябко чувствуя спиной и сам поезд, и конвоиров, и собак.
По следующему пути медленно и почти бесшумно катились кремово-желтые
вагоны-рефрижераторы, перемежающиеся купейными. Крыша одного из вагонов
внезапно раздвинулась, словно провалилась в стороны, и из образовавшейся
щели, опять же беззвучно, слегка вздрагивая от внутреннего напряжения, как
чудовищный лоснящийся фаллос, начало подниматься огромное зеленое веретено.
Задорной надписи: "Даешь!" - на веретене не было, что почему-то несколько
удивило Лабуха, зато были какие-то непонятные цифры. Ракета поднялась почти
вертикально и, разрывая паутину проводов над колеей, рассыпая искры и
керамические бусы изоляторов, уехала, пропав, наконец, в мутной белесой
мороси вместе с литерным поездом и его невидимыми обитателями.
Он продвигался, пробираясь на карачках под запломбированными товарными
вагонами, пачкая джинсы и куртку черной вонючей смазкой, перебираясь через