"Андрей Молчанов. Дао" - читать интересную книгу автора

внешность...
И Туну демонстрируется классически скошенный, словно из руководства по
каратэ, кулак, что украшен четырьмя тонкими позолочеными колечками. Кулак
стреляет растопыренными пальцами, открывая нечистую ладонь, и я вижу
загнутые к ней стальные когти, приделанные к каждому из безобиных колечек.
Конфликт устраняет Сухой Бамбук. Удар пятки в плечо, и брат с кастетом
лежит на полу, кряхтя от боли.
- Если ты хочешь с кем-либо поссориться, сначала спроси разрешения у
меня, - говорит Сухой Бамбук, одной рукой приподнимая поверженного за ворот,
второй же доставая из-за голенища сапога стилет, что упирается острием в
живот провинившегося.
Вместо рукояти у стилета прямоугольная скоба с завитками курков. Палец
Сухого Бамбука нажимает курок, и из центрального лезвия веером выщелкиваются
еще шесть, а затем плавно убираются обратно.
- А если забудешь насчет разрешения, - втолковывает Сухой Бамбук
сонно, - эта штучка сильно испортит внешность твоих внутренностей. Господин
Тао - хороший врач, но он вряд ли поможет тебе снова стать счастливым.
Верно, господин Тао?
- Да, - подтверждаю, - случай будет серьезный, - раздумывая, смогу ли в
критической ситуации свернуть жилистую шею Сухого Бамбука.
Производственные отношения в условиях феодального капитализма под
лозунгом коммуны, во имя торжества ее.
Мы минули долгий, изнуряющий путь. Многодневная качка на крадущемся
вдоль побережья суденышке, бесконечная рыба и водоросли на завтрак, обед и
ужин, наконец - материк. Два самолета. Тошнотворный, насыщенный испарениями
таиландских джунглей воздух, жирная земля и жирная зелень, ряска болотистых
прудов и торчащие из ее изумрудных ковров головы буйволов, спасающихся от
зноя. Повозки и те же запряженные в них буйволы, словно облитые грязным
молоком, с крашенными охрой рогами; влажная жара, насквозь потные, душные
куртки, боязнь насекомых и гадов, кишащих вокруг; боязнь людей, стреляющих
здесь без предупреждения, нищие деревни, голодные толпы крестьянской бедноты
в лохмотьях; язвы, вздутые животики детей, их искалеченные голодом и трудом
узловатые спички конечностей - именно конечностей, а никак не рук и ног, -
все это перемежалось будто в чудовищном калейдоскопе, пока мы не достигли
замаскированного в баньяне ангара, где находился вертолет.
Поползли от вибрации двигателей тюки и автоматы по металлическому, в
пуговках заклепок полу, и кошмар земли отдалился, став салатовыми,
коричневыми, голубыми пятнами воды, земли, зелени, и я проникся блаженством
души, воспаряющей из грязи плоти...
Пилот настраивал передатчик, и где-то вдали, под нами, скручивался на
капроновых тросах шелк маскировочного полотна, обнажая застывшую в извилине
ущелья фиолетовую каплю макового поля.
И вот перекинут трап, и я стою, утопая в сочной жиже чернозема, и
трогаю тугие стебли растений с сыто набухшими лепестками, впитывающими
расплавленное солнце. Цветы, чья сила способна дарить жизнь и губить ее;
соединяющие благо и зло, как, впрочем, соединяет их в себе неразрывно весь
мир в бесконечности своих взаимосвязей, причин и следствий. Эти цветы
сотворят миражи обманутым и отчаявшимся, поселив в них новую жажду снов
наяву, что лучше жизни, потому что жизнь - это тоже мираж, но однообразный,
жестокий, горький, и у него тоже есть конец... Какие картины и какие мысли