"Клара Моисеевна Моисеева. Прошел караван столетий (Исторические повести) " - читать интересную книгу автора

- Опять львы! - ответил Габбу. - На стремительно мчащейся колеснице
несется царь. Он поражает могучих зверей громадной пикой. Позади колесницы
корчатся в предсмертных судорогах умирающая львица и громадный лев. Все
это я должен повторить на камне.
- Трудное это дело, - согласился Аплай.
- Но не о том я хотел тебе сказать, друг Аплай, - продолжал Габбу. -
Когда я шел во дворец, мне пришлось пройти мимо храма Шамаша, что высится
на холме. Мне показали там многое, что привезено было из священного храма
в Мусасире. И вот я увидел золотые и серебряные щиты. Я спросил человека,
который вел меня во дворец: "Кто сделал эти чудесные щиты?" И он ответил
мне: "Это сделал знаменитый мастер Аплай. Такого мастера, говорят, нет на
всем белом свете. А привез их отважный Саргон, когда победил урартов и
похитил сокровища Мусасирского храма".
- Отважный грабитель, - вздохнул Аплай и совсем тихо спросил: - А еще
что ты узнал, Габбу?
- Я спросил человека, не знает ли он, какова судьба того мастера: жив
ли он. Тот ответил, что мастер живет при дворце Асархаддона и сам царь
следит за его работой. А еще сказал, что послы из других стран восхищаются
работой этого мастера. Был здесь посланец от царя скифского. Он предложил
взамен Аплая белых лошадей, но Асархаддон отказался. Он ответил, что белых
лошадей велит вырастить в пределах Ассирии, а если лишится искусного
мастера, то некому будет делать статуи богов, и тогда радость покинет
царский дворец и мрак сойдет на землю ассирийцев... Вот как ценят твои
труды, Аплай! - закончил Габбу и пожал худые, корявые руки старика.
- Так вот где мои щиты! Как жаль, что они достались врагам! Не для
них я трудился... Добрый Габбу, ты рад тому, что жестокий ассирийский царь
оценил мое мастерство. Мне это безразлично. Не для него я стараюсь, хоть и
работаю по его воле и под его плетью. Я стараюсь для бедного люда. Как
живет здесь бедный люд? Да и на родине нашей, на святой земле урартов,
также тяжка его доля. Посмотри на мои руки: кожа на них - как панцирь
черепахи. Мои глаза слезятся от пламени костра. В моих ушах звон, подобный
звону наковальни. Я достиг совершенства в своем мастерстве, а вот злобный
шакал, сын царя ассирийского, лишил меня глаза, и все потому, что я раб,
раб!.. Ты каменотес, Габбу. Ты хороший резчик по камню. Под твоим ловким
резцом камень оживает и дышит. Он становится подобным творению богов.
Велико твое мастерство, а тебе нет пользы от него. Когда ты кончаешь
работу, твои руки падают от усталости. Ноги твои подкашиваются, и ты не
можешь разогнуть спину... А строитель стен... - продолжал Аплай. - Что за
жизнь у него! Он в постоянном страхе за жизнь, потому что привязан к
столбам. Вся одежда его - лохмотья, как и у нас с тобой. Дети его без
хлеба, и ждет их такое же будущее... Сандальщику совсем плохо: он всегда
нищенствует. Ему так же спокойно, как спокойно кому-либо среди волков.
Жует он кожу, когда хочет есть, а хлеб видит лишь во сне... Не лучше и
ткачу. Плохо ему, как рыбе без воды: не дышит он воздухом. Если за день не
выработает он достаточно тканья, то будет наказан. Дает он хлеб
привратнику, чтобы увидеть свет, выйти на мгновение из своей темницы...
Плач и стон трудового люда уходят в самое небо, и нет нам утешения. Одна
утеха: помолиться богу, принести жертву и ждать милости богов. Когда я
делаю статуи богов, я надеюсь, что бедный люд принесет жертву божеству и в
ту святую минуту сойдет на него мир и спокойствие.