"Патрик Модиано. Утраченный мир" - читать интересную книгу автора

человека. Да и сами эти места, разве они остались прежними? Вот хотя бы
Рон-Пуэн, по которой однажды вечером я брел пешком вместе с Рокруа, -
разве она такая же, как была? Нынче ночью она совсем другая, и, стоя перед
фонтаном, я ощутил вдруг в душе чудовищную пустоту.
Я вошел в сад и, проходя мимо Елисейского павильона, посмотрел вверх на
его башенку с бронзовым Купидоном. Ни одного освещенного окна. Заброшенная
вилла, каких немало можно видеть сквозь заржавелые решетки, и густо
разросшиеся деревья парка. И в самом этом Купидоне, там, наверху,
озаренном в темноте отблеском луны, было что-то тревожное и зловещее, что
леденило душу и в то же время завораживало меня. Он казался мне осколком
того Парижа, где я когда-то жил.
Я вышел на площадь Согласия, по которой с медлительностью катафалка
ползли яркие туристические автобусы. Резкий свет фонарей и расцвеченные
струи фонтанов заставили меня сощуриться. Справа на балюстраду сада
Тюильри наползала тень - это шел речной трамвай. Его прожекторы прорезали
листву деревьев по ту сторону Елисейских полей - я один присутствовал на
этом спектакле "звука и света", который дают, казалось, в мертвом городе.
И впрямь, были ли пассажиры в салонах этих автобусов и на борту речного
трамвая?
Небо над садом Тюильри осветила молния, за ней последовал отдаленный
раскат грома. Я засунул папку, которую мне дала Гита, под пиджак и, сев на
скамью, стал ждать, когда упадут первые капли дождя.


В холле отеля портье протянул мне голубой конверт, в нем была записка:
днем мне звонила жена. Она решила уехать с детьми в Клостерс раньше
намеченного времени. Она будет там уже завтра утром и просит меня приехать
прямо туда.
- Месье...
Портье снова одарил меня улыбкой сообщника.
- Если вы в Париже один...
Он сунул мне в руку красную карточку, такую же, как накануне вечером.
- Она открывает безграничные возможности... Любое ваше желание будет
исполнено... Стоит только позвонить...
Я взглянул на карточку. Да, на ней все так же черным шрифтом было
набрано имя Хэйуорда. Хэйуорд.
Я распахнул обе створки застекленной двери и сел у балкона. Дождь лил
потоками, словно его принес муссон. Сиреневый с зеленым автобус
остановился у тротуара на той стороне улицы, я узнал знакомую надпись на
его боку: DE GROTE REISEN. ANTWERPEN. Через мгновение из него высыпали
пассажиры - дождь, казалось, привел их в состояние какой-то экзальтации, и
она все росла. Кончилось тем, что они закружились в хороводе прямо посреди
улицы. И запели хором какую-то гортанную песню. Некоторые сорвали с себя
цветастые рубашки и, обвязав их вокруг талии, голые по пояс, продолжали
кружиться под дождем. На ступеньках автобуса с микрофоном в руке появился
блондин в форме стюарда. Он что-то проржал, и они, пристыженные и мокрые,
вернулись на свои места в автобус, который медленно покатил в сторону
площади Оперы. Дождь перестал. В первый раз со времени приезда в Париж я
почувствовал себя хорошо, благодаря прохладе, которой повеяло с улицы.
В бежевой папке оказалась другая папка - голубая, а в ней страниц сто