"Патрик Модиано. Из самых глубин забвения" - читать интересную книгу автора

Аустерлицкого вокзала выходило все больше приехавших из пригорода людей.
Они быстро выпивали кофе у стойки и спускались в метро. Было еще темно.
Я снова пошел вдоль ограды Ботанического сада, а потом вдоль решетки
бывшего Винного рынка.
Я увидел их издали. Саржевое пальто Ван Бевера сияло в сумраке светлым
пятном. Они сидели на скамейке с другой стороны набережной, напротив
запертых коробов букинистов. Только что вернулись из Дьепа. Постучались в
номер, а там никого - ведь я вышел с ключом.


Мое окно в гостинице "Лима" выходило на бульвар Сен-Жермен и верхнюю
часть улицы Бернардинцев. Когда я лежал на постели, то видел
вырисовывавшуюся в этом окне колокольню церкви (забыл, как она
называется). Ночью, после того, как стихал шум машин, били ее башенные
часы. Часто Жаклин с Ван Бевером провожали меня до самой гостиницы. Мы
ходили ужинать в китайский ресторанчик, после кино.
В такие вечера ничто не отличало нас от студентов, сновавших по
бульвару Сен-Мишель. Несколько потрепанное пальто Ван Бевера и кожаная
куртка Жаклин сливались с угрюмой обстановкой Латинского квартала. Я был в
старом грязноватом бежевом плаще, с книгами подмышкой. Нет, действительно,
ничто не могло привлечь к нам внимания.


Я написал в гостиничной карточке "студент филфака", но это было чистой
формальностью: администратор ни разу ни о чем меня не спрашивал.
Достаточно было оплачивать номер каждую неделю. Однажды, когда я выходил с
сумкой книг, чтобы попытаться продать их одному знакомому букинисту, он
произнес:
- Ну, как учеба?
Сначала мне показалось, что он говорит это с некоторой иронией. Но он
был совершенно серьезен.
В гостинице "Турнель" царил тот же покой, что и в гостинице "Лима".
Жаклин и Ван Бевер были там единственными постояльцами. Они рассказали,
что отель скоро закроется и что его переделают под квартиры. И правда,
днем из соседних номеров доносился стук молотка.
А они-то карточку заполняли? И какая у них профессия? Ван Бевер
ответил, что он написал "разносчик", но я не понял, шутит он или нет. Л
Жаклин пожала плечами. У нее не было профессии. Я тоже мог бы назвать себя
разносчиком: ведь я бесконечно носил книги от одной книжной лавки к
другой.
Было холодно. Я вспоминаю талый снег на тротуаре и на набережной и
черно-серый цвет зимы. А Жаклин постоянно носила свою не по сезону легкую
кожаную куртку.


В первый раз, когда Ван Бевер поехал в Форж-лез-О один, а Жаклин
осталась в Париже, был такой вот зимний день. Мы перешли Сену, провожая
Ван Бевера до метро "Мариинский мост"; его поезд уходил с вокзала
Сен-Лазар. Он сказал, что, может быть, заглянет и в дьепское казино: ему
хотелось выиграть больше денег, чем обычно. Его саржевое пальто исчезло в