"Юкио Мисима. Маркиза де Сад (Пьеса в трех действиях)" - читать интересную книгу автора

слышала. Двадцать лет я бегала к ней советоваться об Альфонсе, так что
теперь секретничать просто глупо.
Г-ЖА ДЕ МОНТРиЙ. Да, конечно, но...
РЕНЕ. Прошу вас, тетушка, останьтесь.
БАРОНЕССА. Ну, если вы настаиваете...
Г-ЖА ДЕ МОНТРиЙ. Раз вы обе заодно, я буду говорить без обиняков. Но
прежде, будьте любезны, баронесса, объясните поподробней - о чем именно
просила вас Рене.
БАРОНЕССА. Особенно рассказывать нечего. В последние месяцы Рене бывала
у меня очень часто, мы много говорили. И я обещала свою помощь, если она
твердо решит удалиться от мира. Вот и все.
Г-ЖА ДЕ МОНТРиЙ. Значит, когда ты перестала ходить к Альфонсу и вдруг
так увлеклась вышиванием, ты готовилась к этому решению?
РЕНЕ. Нет, я уже очень давно думала об этом. Теперь мои мысли просто
переросли в решимость.
Г-ЖА ДЕ МОНТРиЙ. Именно сейчас, когда должны освободить Альфонса?
РЕНЕ. Это было последним толчком, последней каплей. Прежде в моей душе
боролись два желания - уйти от мира и встретиться с мужем. После каждого
свидания я решала: "Все, следующая встреча будет последней, а потом ухожу".
Но сердцу не хватало твердости... И все же каждое такое половодье
мало-помалу углубляло новое русло реки.
БАРОНЕССА. Это Господь взирал на вас с небес, это он был вашей
путеводной нитью. Вы - рыбка, выловленная Всевышним. Не раз срывались вы с
крючка, но втайне всегда знали: рано или поздно вам не уйти. Вы посверкивали
чешуей, плавая в бренном море суеты. Когда взор Божий, подобно лучам
предвечернего солнца, падал на вас, вы вспыхивали ослепительным блеском и,
трепеща, мечтали только об одном - поскорее быть выловленной. Господь
вездесущ, его божественным очам несть числа, и каждое из них обращено в мир.
Они бдительнее и неотступнее самого рьяного королевского соглядатая, им
видны как на ладони потаен-нейшие закоулки человеческих душ. Господь
обладает неистощимым терпением, он ждет, пока заблудшие души сами придут в
его сети, и лишь тогда препровождает их в свою сияющую тюрьму, в свои
блаженные чертоги. Стыдно признаться, но мне Божий промысел открылся лишь
несколько лет назад, уже в преклонные годы. Раньше я лишь изображала
набожность, лишь любовалась собственными добродетелями - а это иссушает
душу. Есть воспоминания, которые и сегодня заставляют меня краснеть. Сколько
же лет назад это было... Девятнадцать. Осенним днем в этой самой зале
графиня де Сан-Фон рассказывала мне о вашем зяте. Неужели миновало уже
столько лет! Девятнадцать... Потом вошли вы, мадам, - от перенесенных
душевных мук ваше лицо обрело особый внутренний свет. Наконец, приехала и
Рене - чистая, прекрасная, бесконечно печальная... Кажется, все это было
вчера. А может быть, время, меняющее наш облик, тихо вышло из залы, а мы
просто не расслышали шелеста его одежд?.. Перед тем как вы, госпожа де
Монтрей, присоединились к нам, графиня, помахивая хлыстиком, рассказывала
мне о марсельских похождениях маркиза - простите, что говорю об этом. Слушая
графиню (как молю я Бога, чтобы Он упокоил ее грешную душу!), я сотворяла
крестное знамение, а сама чувствовала, что радужное сияние, дьявольское
наваждение страшного ее рассказа завладевает мной. Признаться ли - я вся
просто обратилась в слух, боясь пропустить хоть словечко... Уже одно то, что
я сейчас так открыто могу говорить об этом, показывает, насколько ближе